Как считает друг семьи Путиных Сергей Ролдугин, о котором уже упоминалось, они подошли друг другу по всем статьям. «…Потом у нее, конечно, характер стал проявляться. Она же не боится говорить правду. И даже не боится сама про себя говорить: «Я иногда становлюсь такая душная». Я как-то купил кресло-качалку и никак не мог запихнуть его в машину. Она стала мне советовать: «Вот так надо повернуть, а не так…» А оно у меня никак не запихивается, да еще тяжелое. Я говорю: «Люда, абсолютно замолчи». Она чуть ли не в истерику сорвалась: «Ну почему вы, мужики, все такие тупые?»

Люда очень хозяйственная. Когда я приезжал к ним, она всегда очень быстро все делала. Настоящая женщина, которая может всю ночь не спать, веселиться, а утром квартиру прибрать и все приготовить…»

Самокритичность и повышенное чувство справедливости отмечает у Людмилы и ее немецкая подруга Ирена Питч, написавшая книгу «Пикантная дружба» о своих попытках подружиться с русскими женщинами, одной из которых была и Людмила Путина. Правда, попытки так попытками и остались, поскольку за сентиментально-экзальтированными причитаниями немецкой дамы ощущается такое высокомерно-презрительное отношение к России и русским, что результат и не мог быть иным.

Правда, вначале она расточает Людмиле щедрые комплименты, отмечая «…ее прелестное лицо в про-! филь, маленький, чуть вздернутый носик, небольшой, но выразительный рот. Припухлая нижняя губка придавала всему облику неповторимое своеобразие. Гордая осанка говорила о сдержанности, а внимательные зеленовато-голубые глаза цвета аквамарина — о готовности раскрыться перед собеседником. Она производила впечатление человека, который знает себе цену и без демонстративных жестов и деклараций следит за тем, чтобы с ним обращались достойно.

Людмила была любезна, но без того оттенка панибратства, который я замечала у других русских женщин. «Дама, — подумала я. — Настоящая дама».

Вот такую высокую оценку заслужила Людмила у фрау Питч при первом знакомстве. Но затем за первыми комплиментами в адрес ее внешности, умения вести себя, воспитанности детей начинаются высказывания, пропитанные ядом. Иногда ее замечания интересны, но чаще всерьез не воспринимаются. Особенно после того, как узнаешь, что в Москве, оказывается, ни поздней осенью, когда уже стоят морозы, ни ранней весной, когда еще холодно, нет горячей воды. Мало того, оказывается, кругом, особенно в метро, пахнет мочой, а в доме, где живут посольские работники, консьержка, похожая на бомжиху, собирает с гостей денежную дань. Наконец радушные хозяева каждый вечер разогревают для дорогой подруги из Гамбурга пельмени. Ирен Питч, видимо, так и не узнала, что пельмени варятся всего десять минут, и потому варить их заранее, чтобы потом разогревать, никакой необходимости нет. Но, если уж люди и страна не нравятся, то объективной оценки искать не приходится.

Справедливости ради надо отметить, что все эти кошмары бедной Ирен пришлось пережить при знакомстве с двумя предыдущими русскими подругами, при рассказе о которых она постоянно предваряет их имена эпитетами «ужасная» и «гадкая». А речь, между прочим, идет о вполне конкретных людях, даже фотографии их в книжке представлены, разве что фамилии не названы.

Правда, с Людмилой Путиной она все же обошлась более корректно. В основном ограничивалась уколами послабее. Вроде того, что та якобы прилетала в гости к дорогой подруге непременно с грязными волосами (опять, наверно, в дикой России не было горячей воды), обожала вкусно поесть (видимо, она из тех людей, делает вывод немецкая подруга, которые предпочитают знакомиться с культурой страны не в музеях, а в ресторанах. А разве то и другое не могут сочетаться?). Однажды вообще «опозорила» немецкую «гранд-даму» тем, что, устав от хождения по магазинам, вдруг купила удобные босоножки и тут же в них переобулась, а в другой раз целый день «терроризировала» всех своим плохим настроением, которое, если верить фрау Питч, случалось каждый раз, когда Людмила не высыпалась.

«.. Конечно же, утром она чувствовала себя так, будто на ней всю ночь возили воду. Непроветренный мозг ее отказывался воспринимать что бы то ни было. Ее раздражала любая мелочь. Она могла до смерти расстроиться из-за кого-то кусочка кожи, отвалившегося от каблука, и битых полчаса ползать по дорожке парка в поисках этого потерянного сокровища, что, в конечном итоге, оборачивалось… испорченным настроением…

Я уже знала, — сообщает далее Питч, — что Людмила временами могла быть резкой и прямолинейной, в чем она и сама признавалась. Пиццу «было невозможно есть», потому что «тесто совершенно не пропеклось», карусели были «старомодными», а солнце слишком жарким. Ничто не могло вызвать у нее хоть какие-нибудь положительные эмоции, не говоря уже о том, чтобы порадовать ее».

Однако на следующий день, когда она поинтересовалась самочувствием подруги, та ответила ей, что вчера чувствовала себя прекрасно.

«Просто неслыханно! — восклицает возмущенная фрау. — Она вчера себя прекрасно чувствовала и при этом терроризировала нас всех своим дурным настроением!

Я принялась перечислять ей все, что вчера вызывало ее критику:

«Пиццу невозможно было есть, карусели…

— Знаю, знаю! — со смехом перебила меня Людмила. — Не обращай внимания, это у меня бывает. Ничего не могу с собой поделать… Володя страшно злится, когда я впадаю в такое настроение.

…Конфликт был исчерпан. Именно этим— кроме всего остального — Людмила и нравилась мне, и вызывала мое восхищение: своей прямолинейностью и готовностью объясниться и разрешить все недоразумения».

Ну да, просто «милый пустячок», один из многих, «а в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо». Даже восхитительно. Тут ведь еще важно, как все описать — где прибавить, где убавить, где посмотреть под особым углом зрения…

Словом, полюбить этих грубых, невоспитанных русских и понять Россию Ирен Питч так и не удалось.

Можно было бы и не говорить об этой книжке и не останавливаться на многих нелепостях, которые в ней встречаются, если бы ее постоянно не цитировали и не ссылались на нее, если бы она не была выпущена таким солидным для нашего времени тиражом.

Но бог с ней, с Ирен Питч, мало ли каких людей не встречается на жизненном пути. К счастью, не все из них пишут о своих знакомых книги…

Жить после свадьбы молодые стали, конечно, вместе с родителями мужа в маленькой двухкомнатной квартире на проспекте Стачек. Они были знакомы с Людмилой уже давно, со времени ее прилетов в Ленинград на свидания. Однажды Путин пригласил ее к себе домой. Он тогда только что купил новую, очень модную по тем временам стереосистему «Россия» и позвал друзей, чтобы отметить это событие. Они сидели в его комнате, пили вино, чай, слушали музыку и разговаривали. Потом в какой-то момент Людмила вышла на кухню, где была мама Володи, Мария Ивановна. Они стали разговаривать, и тут на кухню выглянул Алексей, тот приятель, благодаря которому и состоялось знакомство на концерте. «Ну, как вам Люда?» — спросил он у Марии Ивановны. «Да, она ничего, конечно, — ответила та. — Но ведь у Володи была уже Люда. Хорошая девушка…»