– Да как сказать. По-моему, смерть Ивановой ни для кого не секрет. Только что от Софьи Андреевны. Я ей про дифтерию, а она мне: «При чем здесь дифтерия? Что вы мне голову морочите! При дифтерии умирают от удушья, а не от сердца». Говорит, а сама дрожит как осиновый лист, одной рукой держится за грудь, другой рукой пытается посчитать у себя пульс. Короче, дама не в себе, перепугана до смерти.

– Ты спросила, кто ей сказал о смерти Лики?

– Спросила.

– Дина Леонидовна? Шматко тоже в курсе. Дина Леонидовна ей по очень-очень большому секрету сказала.

– Нет, о смерти Лики Софья Андреевна узнала из разговора Вероники с водителем нашего автобуса. Кто бы знал, что генеральша владеет итальянским языком!

– Нам следовало догадаться. Софья Андреевна не первый раз в Италии. В Милан она ездит регулярно, чтобы сменить гардероб.

– Слушай, что мне Софья Андреевна рассказала. Итальянский язык она выучила лет пять-шесть назад, когда в нашем городе реконструировали макаронную фабрику. К тому времени она уже была вдовой и не прочь была обрести новое счастье. Так вот, группа итальянцев устанавливала на фабрике производственную линию. Среди них был инженер-технолог Жан-Лука, фамилию я не запомнила. Где он познакомился с Софьей Андреевной, не знаю, но у них случился кратковременный роман. Установив линию по производству макарон, итальянец вернулся на родину. Чтобы разговаривать с любимым по телефону, Софья Андреевна выучила язык. Любовь канула в Лету, а знание языка осталось и пригодилось в жизни. Во всяком случае, генеральша совсем не жалеет, что в ее жизни встретился этот инженер-макаронник. Когда после больницы мы забирали наших дамочек из гипермаркета, Софья Андреевна сидела за спиной у водителя. Рядом с водителем сидела Вероника. Водитель спросил Веронику, что с дамой, к которой мы ездили. Вероника, не ведая о том, что кто-то из наших может знать итальянский язык, рассказала водителю все как есть, то есть, есть подозрение, что Иванову отравили, если, конечно, она сама не наглоталась таблеток, запив их алкоголем. Услышанное произвело на Софью Андреевну угнетающее впечатление.

– А ведь я заметила, – вспомнила я, – что в автобусе она сидела какая-то пришибленная. Я еще подумала, не все ли деньги Софья Андреевна растратила. Или может, ей платье понравилось, а нужного размера не оказалось. Или просто утомилась, бегая по гипермаркету. А ей, оказывается, по другой причине было плохо.

– Да. Она даже попросила Краюшкина сбегать для нее в аптеку и накупить разных сердечных лекарств на всякий случай, чтобы самой не загнуться от сердечной недостаточности. Лекарств ему без рецепта, разумеется, не дали. Вернулся он ни с чем. Софье Андреевне стало еще хуже. Она даже сегодня на экскурсию не поехала. Леопольд, кстати, тоже.

– Значит, и Краюшкин в курсе?

– Со слов Софьи Андреевны, да, – кивнула Степа. – Сейчас спускаюсь к нему.

– Что тебе генеральша еще рассказала? Она видела Иванову накануне смерти?

– Я допустила ошибку, – потупив глаза, призналась Степа. – Я высказала вслух предположение, будто Иванова могла умереть или из-за сердечного приступа, вызванного неприятным разговором или ссорой с кем-то, или ее отравил опять-таки человек, с которым она повздорила. Но ведь несколько дней назад Софья Андреевна сама поругалась с Ликой, да еще прилюдно. Она смекнула, что может оказаться крайней, и потому сказала, что не видела Лику накануне смерти. Тем не менее, она обронила, что за день до этого Лика была чем-то раздражена и цеплялась ко всем без разбора.

– К кому конкретно цеплялась? Как раз накануне и произошла нелицеприятная сцена в пиццерии. Или были другие прецеденты?

– Софья Андреевна тужилась вспомнить, но так и не смогла, сославшись на дикую мигрень. Разговаривать с ней было бесполезно. Я простилась и ушла.

– Понятно. Ладно, беги к Краюшкину, а я к Славскому. Потом обменяемся информацией.

– Добро, – сказала она и стала спускаться вниз, а я, напротив, зашагала вверх.

«Даже не знаю, как вести себя с журналистом, – поймала я себя на мысли. – Знает ли он о смерти Лики? Если не знает, то ему обязательно кто-нибудь проболтается. Стану врать про дифтерию – поставлю себя в глупое положение. Может, сказать правду? Под подозрением все. Но в этом случае он в праве не отвечать на мои вопросы. Славский журналист, законы знает – никто не обязан свидетельствовать против себя. Так говорить о смерти Ивановой или нет? Сказать о смерти Ивановой все же стоит – шила в мешке уже не утаишь, – решилась я. – Семь из пятнадцати – а может и больше – уже в курсе случившегося».

С мыслью ничего от Славского не скрывать я постучала в номер.

– Кто? – пропел мужской голос.

«Похоже, настроение у Славского хорошее, – показалось мне. – С чего бы? Или о смерти Ивановой еще не знает. Или железные нервы».

– Марина Владимировна, – представилась я. – У меня для вас информация.

– Проходите, – он распахнул передо мной дверь. – Рад, что вы зашли. Чай, кофе, коньяк? – Он улыбался мне на всю ширину рта, искренне радуясь моему появлению.

К сожалению, ответить тем же, то есть улыбнуться в ответ, я не могла, поскольку пришла с траурной вестью. Впрочем, такая ли уж траурная весть – известие о смерти соотечественницы?

Я покачала отрицательно головой, отказываясь одновременно и от кофе, и от коньяка.

Славский пожал плечами, очевидно пытаясь понять, если я не хочу ни кофе, ни коньком, то зачем вообще пришла, да еще с такой мрачной миной.

– Когда мы завтра отбываем во Флоренцию?

«Спросил, чтобы поддержать разговор, – отметила я про себя. – Вероника всем должна была объявить, что завтра мы из гостиницы отъезжаем в половине девятого. К этому времени надо позавтракать и сдать номер».

– В восемь тридцать нужно уже сидеть в автобусе, – напомнила я. Потом выдержала паузу и добавила: – Дмитрий Георгиевич…

– Можно просто Дима, – кокетливо поправил он меня.

– Да, Дима, наша и без того маленькая группа уменьшилась на одного человека.

Славский удивленно приподнял брови, потом, как будто мысленно перебрав каждого из туристов, сказал:

– Только не говорите, что Лика всерьез занемогла. – От его веселости не осталось следа.

– Более чем всерьез, – вздохнула я.

– Что вы говорите? Я еще хотел вас спросить о состоянии Ликиного здоровья, только вас сегодня на экскурсии не было.

– Не до экскурсии было.

– И что же у нее? Дина сказала, что у Лики болит горло. Ангина? Фолликулярная? – проявил он осведомленность в области медицины. – И что с того? Не смертельно. Неужели так обязательно с горлом вести в больницу? Итальянские врачи, чтобы больше денег вытянуть, такое в истории болезни напишут – не жилец! С них станет. Мое мнение не надо было паниковать. Купили бы в аптеке антибиотик и пролечили бы Лику, так сказать, не снимая с рейса.