им укромное место в сердце единственной возвышенности острова. Предоставил в их распоряжение самое современное оборудование, которое смог достать. Обеспечил охраной и всем жизненно необходимым, позволив гениям творить во славу великого будущего родной Агилары.

Сейчас он находился именно в этом бункере, спрятанном в горе Ферз, названием своим созвучным с названием острова. Только сейчас это было более усовершенствованное укрытие, поскольку научные достижения последних пятисот лет были воистину невероятными и даже человеку достаточно просвещённому могли показаться настоящим волшебством.

Кардинал обвёл просторное помещение удовлетворённым взглядом. Поскольку во время ежеквартального священного собора требовалось его личное присутствие, он решил отложить свой визит в лабораторный комплекс убежища на следующий день. Сегодня вечером состоится торжественное закрытие собора со всеми причитающимися излияниями, венчать которое должно очередное соитие с юными послушницами. Кардиналы разъедутся по своим резиденциям, исполненные удовольствием и желанием приложить максимум усилий во имя святой церкви второго пришествия. А во время их отсутствия он постарается воплотить в жизнь новый проект по укреплению собственной власти во всех далях и весях обширной империи, внедрив на ключевые посты доверенных лиц из инквизиторского корпуса «тень», выдавив тем самым кардиналов с их резиденций силой.

Он повелительным жестом подозвал игуменью, прохаживающуюся меж длинных рядов ложементов с прикованными к ним ослушницами. Та не, медля ни мгновения, исполнила его желание.

— Приготовьте сегодня десяток лож, — велел кардинал. — Думаю, сегодня наш чудесный сад пополнится свежими экземплярами.

— Будет сделано, Ваше высокопреосвященство, — с готовностью ответила женщина, подобострастно кланяясь хозяину.

Клорад развернулся к выходу, сделал пару шагов и остановился, вспомнив самое необходимое.

— Да, голубушка, — он вновь посмотрел на женщину пронизывающим взглядом лишённого всякого выражения, — приготовьте к вечерней заре отдельное узилище. К нам прибудет особый гость! — он ядовито улыбнулся.

— Всё сделаю, как скажете, Ваше сиятельство! — пробормотала женщина, едва сдерживаясь, чтобы не плюхнуться пред хозяином на колени.

Хоть кардинал с благосклонностью принимал желание каждого человека признать его превосходство посредством коленопреклонения, однако, среди своих подопечных столь явного проявления служебного рвения не терпел.

— Человек, служащий мне, должен быть столь же крепок телом, что и духом, — не раз говаривал он своим подчинённым. — Преклонивший же колени единожды, преклонит их снова, но вряд ли в следующий раз это будет сделано предо мною.

К тому же, коленопреклонённый человек, мог прятать в складках своей одежды оружие, которого не видно до тех пор, пока рука, держащая его, не явит свету сталь клинка или, не приведи Господь, древний огнестрел. Чем ближе человек подбирается к небесам, тем тяжелее становится его бремя, от которого готов освободить любой лихой человек, затеявший злодеяние. Кардинал никогда не причислял себя к Богу или возлюбленному чаду Его, ибо в его душе не было ни единого зерна веры. Он, как был сугубо практичным человеком пятьсот лет назад, так им и оставался. Хоть он и имел власть над жизнью, но истинно бессмертным не был. И с каждым новым прожитым годом кардинал становился всё безразличнее к проявлению положительных эмоций. Они сгорали в пламени времени, оставляя после себя сосущую пустоту, которую он восполнял обильными возлияниями, «работой» над подопечными и затягивающимися на несколько дней оргиями с участием молоденьких послушниц монастыря, нередко оканчивающихся кровавой расправой.

Кардинал поднялся в блистающий зал. Присутствующие «единоверцы» пресытились общением с прелестными созданиями, отпустив их приводить себя в порядок для следующего захода, которое должно было состояться спустя несколько часов. Клорад растянул губы в презрительной ухмылке. Наконец-то эти никчёмные создания готовы были приступить к делам насущным! Он всем своим существом ненавидел надоевшие за столетия совместного правления рожи. И ждал момента, когда сможет заменить зажравшихся властью кардиналов своими верными людьми. Однако отвращению своему не давал проявиться. Сегодня он всласть насытится пытками одного из них, представляя, как будет собственноручно лишать каждого присутствующего здесь его драгоценной жизни, после которой ни у кого не останется возможности воскреснуть вновь.

— Перейдём к делу, мои дорожайшие друзья! — обратился он к собору.

Кардиналы замолчали. Они знали, что перебивать его преосвященство не стоит, поскольку это может вылиться во вполне предсказуемую вспышку гнева. Они прекрасно помнили, как тридцать четыре года назад, во время очередного собора, он лишил жизни кардинала Илионского, осмелившегося его перебить во время обращения к собранию. Кровь тогда хлыстала на добрых пять метров, разбрызгиваясь толчками из перерезанного горла. Его тело так и пролежало до окончания священного собора, напоминая каждому присутствующему о тленности бытия и неминуемости расправы над ослушником.

— Ко мне в последнее время начали всё чаще поступать тревожные сигналы с берегов Горячего моря, — Клорад бросил суровый взгляд в сторону кардинала Реция, попытавшего съёжиться при этом чуть ли не вдвое, но в силу телесной пышности у него этого не получилось. — Да, да, уважаемый Реций! Если мне не изменяет память, сии благодатные места находятся под бдительным оком вашей епархии?

— Да, ваше преосвященство, — ответил он более бодрым голосом, чем требовалось, выдав тем самым своё волнение.

Кардинал криво усмехнулся.

— Как все вы знаете, — он окинул взором собравшихся, — законы церкви предписывают нам жестоко карать неугодных, осмелившихся своим противодействием или иными способами ставить под сомнение принятые нами соглашения, — Клорад выдержал паузу, разрешая тем самым Рецию сказать несколько слов.

— Всё верно, мой кардинал, — подобострастно откликнулся Реций. — Епархия, находящаяся под бдительным оком Вашего преосвященства, старается следовать каждой букве закона.

— Тогда объясните мне причину вынесения столь мягкого приговора ответчику по гражданскому иску за номером четыре тысячи двести одиннадцать дробь двадцать семь?

— Простите, Ваше преосвященство, — Реций замялся с ответом, открыв рот и лихорадочно вспоминая обстоятельства упомянутого разбирательства. — В последнее время на нас навалилось столько дел, что, признаюсь, я не припоминаю того заседания.

В конце своей оправдательной речи он хотел добавить «хоть убейте меня», но вовремя опомнился. Шутки с кардиналом были плохи и всем зубоскалам, осмелившимся разговаривать с главой в таком тоне, каждое слово выходило боком. Причём вместе с рёбрами и содержимым животов.

— Я вам напомню.

Клорад поглядел на одного из инквизиторов, присутствующих на синоде, слегка кивнув головой. Но стол перед Рецием легла электронная скрижаль, содержащая в себе подробную запись судебного процесса. Кардинал пробежал глазами записи.

— Ах, это! — радостно воскликнул он. — Признаться, мне ещё ни разу не приходилось расставлять по местам спорные стороны из-за столь абсурдного обвинения.

Верховный кардинал хранил молчание, позволяя высказаться Рецию.

— Один уважаемый гражданин нашей великой империи подал иск в окружной отдел поддержания порядка с просьбой взыскать с ответчика крупную сумму имперских квалидов за нарушение авторских прав на походку, которую он зарегистрировал в соответствующих органах, — пояснил он.

— И