близкого человека, который так же, как и ты живет одним днем и цепляется за жизнь невыносимо. Этот человек становиться для тебя родным как мать и отец, достойным как господь бог и знающим как твой родной брат. Когда твой товарищ умирает у тебя на глазах, когда он так тяжело и долго цепляется за жизнь с каждым слабеющим вдохом. Твой мир и сознание рушатся. Ты теряешь не просто близкого тебе человека. Ты теряешь частицу себя. Без него этот день в который ты так жадно веришь становиться уже не таким сладким как раньше. Все потихоньку блекнет.

Эти несколько дней его мучений, я просто умирал вместе с ним. И ничего с этим невозможно поделать и увы не как не обернуть назад. К моему большому сожалению я был в тот момент с ним, я видел, как закатываются его глаза, видел, как по его устам проходит последний вдох. Чувствовал, как его рука потихоньку разжималась. Слышал его последний хриплый стон.

Все так не вовремя, так не кстати. Мы в дести километрах от линии соприкосновения, завтра уезжаем на фронт. А теперь страшно как в первый раз. Руки трясутся, зубы скрежечат, ноги не ходят и не слушаются. Но это только сегодня, завтра попросту не будет другого выбора. Завтра ты превратишься в получеловека в полузверя и ты уедешь стрелять по людям.

Нас перебазировали к фронту в казармы, в прифронтовые сколоченные бараки дающие некоторое время почувствовать себя в безопасности, дающие какое-то время жизни. Хоть и не редко прилетает.

Вурского удалось похоронить с почестями, за пролеском на деревенском кладбище. Не памятника тебе ни пышной церемонии с гимном, обычный крест сколоченный из досок. Но даже такое считается роскошью, обычно скидывают всех в одну яму, или же вовсе трупы остаются в воронках, засыпанные грязью и снегом.

Ночью я не мог уснуть, в желудке бултыхалась пустота хотелось невероятно есть. Уже завтра к вечеру отправляемся на фронт. Здесь мы совсем недавно, всего лишь каких то четыре дня. По приезду нас расположили по местам, а на следующий день нас отправили на передовую. Один сплошной ужас меня охватывал тогда, видно сидя голодом без особых боев в лесу я под размяк. По началу я не мог сделать ничего путного. Не прейти в себя. Но долг капитана обязывал меня собрать все свои яйца в кулак и произвести контрвыпад, закончившийся для многих последним.

Я лежал на твердой койке просто и тупо испепеляя взглядом потолок. Все бы ничего, если бы не вновь эта поросячья мордочка в очках не носилась перед мной с простреленным брюхом. Здесь у нас тоже куча юнцов, все как один. Их стараются подольше подержать здесь, готовят, объясняют куда прятаться куда бежать, как ползти. А потом через неделю отправляют на фронт. Возвращается обратно дай бог одна треть, раненых всегда у молодняка по минимуму, обычно кучкуясь в какой-нибудь воронке они забиваются по пять человек по ближе к стенке и не могут никак пошевелиться, прикрываясь и морщась от страха после разрывов снарядов, осыпающих их фонтаном грязи. Как правило такие воронки находятся в пристреленной местности и в них не редко залетают осколки и снаряды. Они зачастую об этом даже не в курсе, для них это укрытие эталон безопасности, да и всем вместе не так уж и страшно. Попадая снаряд в такое укрытие разметает в щепки юные еще необщетинестые лица и молодые тела, врываясь кроваво грязевым фонтаном. Их останки разлетаются метров на семь. За редким исключением оттуда вылетает что-то живое, но уже совсем непохожие на живого человека.

23 декабря.

Затягивая сигарету я сидел на груде обваленных плит. Во круг суетились солдаты, раздавали пайки с едой и теплую одежду. Мне совсем не хотелось есть, что-то с самого утра не давало мне покоя. Что-то внутри как будто разъедало меня и все резало и рвало ножом. В небе проносились серые облака, в воздухе витали легкие снежинки и веяло запахом каши в пересмешку с серой. Прибыла новая партия юнцов, в этот раз понабрали механиков из колледжа. Парни мягко скажем далекие, грубые и чёрствые. Но каких бы они из себя не корчили важных все равно они дети. Ходят меж собой блатуют, браняться, а в глазах страх. Хвастуны из них конечно редкостные, каждый уже знает и как из автомата стрелять и как гранаты кидать. А наделе обсосанные штаны на учениях. Но все это нормально, все это человеческое.

26 декабря.

Мне пришла телеграмма от сестры — мамы не стало, отец пропал без вести…

Глаза налились слезами читая дальше я узнал, что мать сильно заболела, а отец сначала сильно запил, а потом и вовсе пропал. Все только и кружилось во круг этой мысли ничего другого не могло меня отвлечь. К вечеру я вспомнил об своей Марии и в моем сердце вновь заиграла надежда жить.

***

Холодящий прохладный воздух окатывал ночную округу. По бетонным сооружениям мерцали огни переливаясь отблесками синевато зелёного оттенка. В дали слышались разрывы снарядов, грохочущих на линии фронта. Все было без изменений. Все было как всегда.

Андрей потупил взгляд в серый и безжизненный потолок, не отрывая не на секунду от него своего внимания. Кругом слышалось славное посапывание и глубокий как сон храп. Большинство из этих солдат спят здесь может быть последний раз, может кто его знает и вовсе они проживают эту недолгую жизнь последние несколько часов.

— «Пожалуй у всех нас только одна участь не сегодня так завтра не завтра так через неделю. У меня порой складывается ощущение что вся судьба последовательна и закономерна, всегда один и тот же исход. Из поколения в поколение из века в век. Но как и не странно мои предположения действительно частично верны. У судьбы ведь один исход это Смерть, предполагающая естественную кончину человека. Ну ежали все так просто почему воюем почему в такую эпоху популярности демократических идей приходиться воевать, а потом все-равно договариваться. Сейчас это конечно же не важно, все это пережиток прошлого, сейчас мы здесь и другого выбора нет.»

Андрей отвернул голову в сторону и прикрыл глаза рукой массируя указательным и большим пальцем переносицу. Отстранив руку Андрей стал пристально озираться по сторонам бегая глазами по койкам. Во круг лежали грязные и немытые голодранцы, смердящие своим запахом на ближайший километр. Около прохода метрах в двух от Андрея лежал совсем молоденький парень с поросячьи личиком. Ну явно маменькин сынок щеки у него пухлые и зарумяненные, а нос