А я уже здесь. И шепчу тебе: доброе утро.

«Солнце проклюнулось в заспанном облаке…»

Солнце проклюнулось в заспанном облаке,

Город заплаканный после дождя.

Я выхожу в диогеновом облике.

Люди прицелами в спину глядят.

Кашляет в небо авто без глушителя,

Громко ковшом экскаватор скрипит.

Как же, ответьте скорей, небожители,

Мне до её появленья дожить.

Мысли о смерти проносятся в воздухе —

Это всего лишь период такой.

Но можно ли нынче подумать об отдыхе,

Если несётся строка за строкой?

Всё запишу, всё отдам без сомнения,

До многоточия, до запятой.

Я не стремлюсь быть непризнанным гением,

Чтобы стихи оставлять напотом.

Сложно с огнём человека разыскивать

Днём, среди следствий унылых причин.

Сложно делиться печалями с близкими,

Чтоб их нечаянно не огорчить.

Вот потому-то молчания долгого

Цепко засела заноза в мозгу.

Чтобы с больной на здоровую голову

Не перекладывать сердца тоску.

Стук в голове – это грохот отбойника,

Что за окном ковыряет асфальт.

Сердце практически как у покойника.

Мозг не желает закончить "гештальт".

Винные сны под осенними крышами,

Нежность, застрявшая в горле комком,

Ты раз пятнадцать, наверное, слышала,

Как я называю себя дураком.

В этом есть шарм самоуничижения

Или реального взгляда на вещи.

Честные слёзы – не унижение.

Есть унижения в мире похлеще.

А ты, как подобие светлого ангела,

Вывела прочь из кромешного ада.

И в сердце больное так сладостно ранила.

Большего мне в этом мире не надо.

Перемешались реальность и вымысел,

Всё что творится во мне и вокруг.

Ты извини, что я всё это выносил

И для тебя это выплеснул вдруг —

Письма всё стерпят, бумага всё выдержит…

Ты приезжай, просто так, без звонка.

Сердце моё к тебе радостно выбежит —

Я его даже спущу с поводка.

«Ветра, пришедшие с востока…»

Ветра, пришедшие с востока,

Несли с собой осколки звёзд.

Я, в ожидании восторга,

Осоловел у "ГосПромТорга"

И не сдержал при этом слёз,

Вдруг накативших от чего-то.

Я даже знаю от чего —

Она прислала своё фото…

Мне ночью снился белый лотос,

Я любовался на него.

И солнце одевалось в зелень,

Журчала тихая вода,

Цикады осторожно пели

И было слышно еле-еле,

Как где-то ходят поезда.

О сны – изящные вериги,

И пробуждение, как плеть.

Я вспомнил старые интриги,

Все непрочитанные книги

И в зеркале увидел Смерть.

И я смотрел тупым бараном

Ей прямо в синие глаза.

Не быть мне кочевым цыганом,

Не пить бальзамов Ханаана

И с опиатов не слезать.

Так думал я, приросший к полу,

И сердце замерло внутри.

Она же вдруг из-под подола

Достала пачку "Циклодола",

Сказала: "Милый, не хандри".

Но я лишь выдохнул и с жаром

Вдохнул, как терпкую смолу,

Её волос копну так жадно,

И, спаленный Её пожаром,

Я вдруг проснулся… на полу.

Умыл лицо под ржавым краном,

Чтоб окончательно прогнать

Сна бесполезную нирвану,

Бодун бальзамов Ханаана

И… начал тихо исчезать,

Влекомый тающим потоком

Её сновидческих идей.

И лишь тогда я понял только,

Что лотос и ветра с востока,

И я… всего лишь снились Ей.

«Я корабль подожгу помоги мне, Господь, керосином…»

Я корабль подожгу помоги мне, Господь, керосином,

Паруса натяну, рулевое сожму колесо.

С журавлём из бумаги письмо отошлю в Хиросиму,

Чтобы сердце моё ты нашла и зарыла в песок.

Чтоб из тысячи тысяч страниц, не написанных мною

Ты давила по капле любовь в небольшой пузырёк,

Понимая, что я взял с собой, уподобившись Ною,

На пылающий борт, не нашедшее пары зверьё.

Там была моя лень, словно тучный, раздувшийся боров,

И зелёною змейкой тоска вокруг шеи свилась,

Лев гордыни моей одиноко показывал норов

И уныния скользкая тварь возле ног улеглась.

Я хватался за образ твой, словно за бритву руками,

Убеждал себя громко, что вовсе не так одинок.

Но корабль догорел и лишь серый, скучающий камень

У японского берега тихо спустился на дно.

Вновь в тумане появится солнце, слегка косоглазо,

И на сакуру брызнет лучом его первая кровь.

Пусть поднимут тогда моё сердце со дна водолазы

И доставят его тебе в ящике с биркой "любовь".

В этот миг залетит к тебе в дом мой журавлик бумажный

И сгорит на столе словно феникс, оставив письмо.

Не пугайся, пожалуйста, это ведь вовсе не страшно.

Вырой ямку в песке, положи в неё камушек мой.

И тогда загудят над твоей головой самолёты,

Небо станет зелёным и тихо земля задрожит.

Всё, что чувствовал я, принесут тебе в бомбах пилоты

И взорвут, наконец, Хиросиму твоей души.

Дорожное

Узлы и развязки железных дорог,

Беседы в буфетах невзрачных вокзалов.

И времени катастрофически мало

И вновь понимаешь, как ты одинок.

А может, сквозь сотни пороков и тщет,

На этих пустых и безумных дорогах

Становишься ближе к понятию Бога

И время тогда исчезает вообще.

Придёт сухопутный корабль на причал,

Взойдёшь на него, успокоишься вроде.

А там по вагону архангелы ходят