Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня предчувствие, нехорошее предчувствие. Всё только начинается.
– В таком случае я бессилен. Лучше обратиться к ксёндзу Эдварду.
Катажина не заметила, или притворилась, что не заметила иронии в словах собеседника.
– Вы не поняли. Может быть, объяснение надо искать не в мире потустороннем, а в мире этом. При свете дня тень Натальи имеет другое имя и вполне осязаема.
Кастелян внимательно посмотрел на собеседницу.
– Осязаема… Но тогда кто это?
Княгиня пожала плечами.
– Стефания была в моих покоях. Пани Эльжбета находилась в соседней комнате. Я спросила Агнешку – та клянётся, что спала и не выходила. Остальные горничные ночевали в местечке… – княгиня словно споткнулась на полуслове, подняла голову. – А посторонний человек может проникнуть в замок?
Кастелян дёрнул плечом.
– Нет, – резко бросил он, сделал несколько шагов, обернулся и повысив голос, повторил, – Нет, нет! Я лично дежурил все последние дни. Я сам обходил караулы. И потом – её уже здесь нет, я проверял. Я всех проверял!
Княгиня подняла голову.
– О ком вы?
Славута нехотя замялся.
– Я видел Наталью незадолго до убийства. И, возможно, видел её убийцу.
– Видели убийцу?
– Только силуэт. Было очень темно. Я совершал обход. Наталья шла к башне по южной галерее. А за ней шёл, вернее, шла ещё кто-то.
– И молчали?
– А что сказать? Я могу определить человека по звуку шагов. Три ночи я жду, когда тот человек пройдёт меня. Пани Эльжбета, Богдана, Агнешка, Кристина… Я проверил всех. Той женщины нет в замке…
– Вы уверены, что это была именно женщина?
– Безусловно.
– И её здесь нет?
– Уже нет, – поправил Славута, сделав ударение на первом слове.
Катажина с видимым усилием встала с кресла.
– И что же мы имеем?
Кастелян молчал. Впрочем, княгиня и не ожидала от него ответа: она зашагала по комнате, и её грузные шаги тонули в густом ворсе турецкого ковра.
– У Гельдвиги Эльжбеты в свите было пять горничных. И четыре – у Людовики Каролины. Барбара прибыла одна… – Катажина покачала головой. – Что ещё вы намерены предпринять?
– В настоящий момент – допросить Ляховича.
– Действуйте. Скажу вам честно, я не надеюсь на старосту или войта. Я даю вам всю полноту власти здесь. Но помните – мне нужны ответы как можно быстрее.
– Я помню. А сейчас с вашего разрешения проверю караулы.
– Ступайте. Я уже не усну. После обедни я жду вас у ворот в парк.
Кастелян вернулся в свою комнату, переоделся, после чего спустился на нижний уровень и подошёл к воротной веже. Достигнув барбакана, Славута повернул налево, ко входу в караульню, стараясь ступать как можно тише. Однако его старания пропали даром – входная дверь предательски скрипнула, в караульной послышался короткий возглас, шуршание и всё стихло. Уже не таясь, Славута рывком распахнул дверь и вошёл внутрь, быстро оглядев помещение – цепкий взгляд выхватил из темноты лежак, накрытый рогожей, под которой угадывались контуры человека. В центре комнаты стоял голый верзила и с нахальной улыбкой смотрел на вошедшего.
– Здорово, Анджей. Что расскажешь?
– А что сказать?
– О Наталье.
– Мне про её дела неведомо.
– Может и неведомо, что произошло?
– Да сказали уже.
В его голосе не прозвучало ни жалости, ни сострадания, ни даже напускной печали. Кастелян покачал головой
– Так почему неведомо?
– Меня здесь не было.
Под рогожей послышалось сдавленное покашливание. Эта игра в прятки уже стала порядком надоедать Славуте – он взял со стола деревянную ложку и кинул в лежак. Рогожа зашевелилась, и из-за неё вынырнула растрёпанная полуодетая девка, в которой кастелян признал Богдану. Прижимая левой рукой одежду к груди, а правой – придерживая рассыпанные волосы так, чтобы Славута не рассмотрел её лица, девица боязливо-осторожно скользнула мимо кастеляна, и выбежала вон, шлёпая босыми подошвами по деревянному настилу.
Славута проводил горничную хмурым взглядом и вновь повернулся к Ляховичу. Детина, казалось, был немного удручён произошедшим, но не более того.
– Так говоришь, про Наталью тебе ничего неведомо?
– Совсем.
– И давно ли?
– Да уж месяц.
– Чего так?
– То Наталью надо спросить.
– А всё-таки?
– Не нужен стал. Другого нашла.
– Кого же?
– Говорю же, её надо спросить, – губы парня скривились в нагловатой улыбке.
– Может знаешь, кто ей угрожал?
– Может и угрожал. Да мне до этого дела нет.
– Ой ли?
– Да что вы так хлопочите? – Анджей вновь растянул нахальную улыбку. – Или сами на неё глаз положили, да не получилось?
Кастелян вдруг почувствовал, как волна гнева накрывает его с головой. Не в силах сдержать себя, он развернулся и со всего размаха ударил парня по лицу – детина, как подкошенный, отлетел к стене и, опрокинув лавку, рухнул на пол.
– Сейчас сдашь оружие, и чтобы через час твоего духу твоего не было в замке. Всё понял?
Анджей, опираясь обеими руками о стену, поднялся, сплюнул сукровицу и, изрыгнув ругательство, вышел из комнаты. Славута поднял лавку, опустился на неё и тяжело отдышался. Перед его мысленным взором предстало распростёртое тело Натальи – похожая на белую берёзу, срубленную безжалостным топором, девушка лежала на каменном полу, а рядом растекалось алое пятно.
Неожиданно Славута поймал себя на мысли, что никогда не понимал женщин. Что заставляет учащённо биться девичьи сердца? Неужели те нелепые, оттопыренные губы, торчащие в разные стороны вихры волос, самоуверенный взгляд? Что находят они в таком самовлюблённом убожестве? Почему они настолько слепы, чтобы не отличить любовь от вожделения, а красоту от уродства? А, может быть, женщине нравится себя обманывать? И потому женщина никогда не будет счастливой, если не сможет быть несчастной? Может быть, поэтому мелкие негодяи и пользуются таким успехом?
Возможно, лишь ответив на эти вопросы, он раскроет, наконец, тайну преступления. Он докопается, он обязательно докопается до истины.
Глава IX. Начало бедствий королевства
Когда Катажина в сопровождении пани Эльжбеты подходила к чугунным ворот итальянского сада, над которыми красовался украшенный княжеской короной вензель в виде буквы «R», кастелян ровными шагами прогуливался по тропинке, устланной белым гравием.
Увидев княгиню, Славута учтиво поклонился.
– Доброе день, ваша милость.
– Доброе день, пан Славута. Спасибо, что приняли моё приглашение.
Княгиня и кастелян прошли в центральную аллею сада, вдоль которой на равном расстоянии были высажены вишни и яблони.