Самый «свежий» труп был двухнедельным, а «старожил» провалялся в контейнере полгода. Когда тела идентифицировали, то выяснилось, что все они моряки, но все из разных портов, а «старожил» вообще турок. Из-за этого за расследование взялись особенно рьяно, ведь пострадал гражданин другого государства. Но поскольку дело шло ни шатко ни валко, решили все ускорить и найти козла отпущения. Им оказался докер Эдуард Корнилов. Он, как и все в порту, начиная от матросов, заканчивая начальством, приторговывал чем, как они говорили, Посейдон пошлет, и среди партии его псевдошелковых платочков и парэо оказался товар с ТОГО турецкого корабля, на котором ходил «старожил».

Эда взяли под стражу. Держали в камере без еды и воды. Били, чтобы вырвать чистосердечное признание, но Корнилов твердил одно: «Я не виновен!»

Через неделю, как верно заметил капитан Лаврушин, из ниоткуда появились улики, указывающие на Малхаза Музеридзе. Эдика выпустили, но он еще долго не мог забыть того ужаса, через который прошел. Хотел даже уехать, но его вызвал к себе САМ Пахомов. Тогда он еще только баллотировался в мэры, но занимал один из ключевых постов в порту. Глеб Симонович выразил сочувствие Эду и заметил, что было бы несправедливо не вознаградить преданного сотрудника за страдания.

— Я могу вам предложить два варианта, — сказал он. — Либо мы оплачиваем вам учебу в вузе, но с условием, что вы вернетесь в наш порт, получив диплом, либо я устраиваю вас на хорошее место, но вы получаете образование сами. Естественно, заочное. Ученические отпуска вам будут давать без проблем.

— Хочу место, — не раздумывая, ответил Эдик. — Но можно не учиться?

— У вас нет желания получить образование?

— Нет. Я и без него добьюсь успеха. Вы только дайте мне шанс.

— Хорошо, я пристрою вас в отдел особо важных грузов. Это элита, и туда так просто не попасть.

— Спасибо вам огромное!

Благодетель скупо улыбнулся и, взмахнув рукой, дал понять Эдику, что аудиенция окончена.

С тех пор прошло семнадцать лет. Корнилов многого добился. Мегакрутым не стал, но он и не стремился к этому. Ему нравился родной город, и он хотел прожить в нем до старости, на старости лет, может, взбредет что в башку, и умотает он на Гоа бамбук курить, а пока он доволен. Его дохода вполне хватает, чтобы не отказывать себе ни в каких радостях.

Запыленная «Тойота» въехала на главную площадь города и заглохла.

— Ласточка моя, — ласково проговорил Леша и погладил приборную панель. Его машина всю дорогу капризничала, но отказала, только когда достигла пункта назначения.

Он толкнул дверку, вышел. Вдохнул полной грудью. Воздух совсем другой! И ладно не московский, все мегаполисы пропитаны смогом и запахом фаст-фуда. Но Леша бывал и в провинциальных городах, российских и заграничных, в том числе приморских, и там не так пахло…

Сейчас Земских ощутил аромат детства…

— Вы сговорились, что ли? — услышал он голос и обернулся. Возле старого «Опеля» стоял лысый толстяк, смутно кого-то напоминающий. — Вчера Ольга, сегодня ты!

— Извините?

— Не узнал? А вот Крестовская сразу.

Леша сделал несколько шагов по направлению к «Опелю», а вернее, его хозяину.

— Ну? — Он уткнул руки в боки и повертелся. — Угадывай…

— Судя по тому, что ты знаешь меня и Олю, ты учился с нами. Но поскольку я тебя не узнаю, то не в нашем «б», а в параллельном…

— Я Пашка! Пашка Сорокин. Мы с тобой на ОБЖ вместе сидели.

— Обалдеть, — только и мог выговорить Леша. Свою физиономию он каждый день в зеркале лицезрел, поэтому не замечал разительных возрастных изменений. Но вот перед ним стоит Пашка, его ровесник, которого он не видел почти двадцать лет, и он… старый! Не древний, конечно. Но сильно потрепанный жизнью. Дядя, лучшие годы которого уже позади. А ведь им обоим только тридцать шесть…

— Блин, ты тоже изменился, но я тебя узнал, — с досадой протянул Паша.

— Да я за рулем две тысячи километров проехал, что ты хочешь? Я сейчас Ленина от Маркса не отличу. — И указал на барельеф с коммунистическими вождями, по-прежнему украшавший стену бывшего дворца культуры.

— Загнал ты свою кобылицу.

— Да уж. Не подскажешь хороший сервис?

— Запросто. Мой брат держит такой. Сейчас позвоню ему, подъедут и заберут твою тачку. — Пашка достал из кармана клетчатой рубахи сотовый. — Так вы с Крестовской сговорились?

— Я не общался с ней больше пятнадцати лет. Даже не знаю, как она живет и где.

— Я тоже. Не спросил. Но сейчас она тут. Я вчера ее вез от вокзала до гостиницы.

— О, мне же тоже нужно куда-то заселиться. — Леша только сейчас подумал о ночлеге. — Какая тут самая приличная гостиница?

— «Приморская». Ольга, кстати, туда заселилась. Обожди, я позвоню… — И, поднеся телефон к уху, отошел в сторонку.

Земских привалился к капоту своей «Тойоты», его одежда была не чище машины — он не менял ее за все время пути, и стал осматриваться. В общем-то город похорошел. Стал выглядеть цивилизованнее: клумбы, урны, ровная брусчатка вместо вздыбленного асфальта, ни собак бездомных, ни пьяни, раньше ошивающейся в сквере. Но Земских больше порадовался бы старой атмосфере. Ему так хотелось вернуться в юность!

Решение отправиться на малую родину Леша принял спонтанно. Излив душу лучшему другу, он отправился спать, а когда пробудился, понял — надо ехать. Растолкав Фомина, он сунул тому запасной ключ от квартиры, чтоб, уходя, запер дверь, и сообщил о том, что сегодня они не увидятся, так как у него куча дел. Нужно было многое уладить: уволиться, пристроить своих ждущих операций пациентов, встретиться с онкологом, чтоб он дал рецепты на сильнодействующие препараты, и красиво расстаться с травницей. Последнее Земских беспокоило больше всего, поскольку в роли инициатора разрыва отношений он еще не выступал.

С Оксаной он созвонился в обед. Выслушав сдержанный упрек в том, что так долго не выходил на связь, Леша предложил встретиться вечером. Хотел было добавить: «Нам нужно серьезно поговорить!» — да передумал. Решит еще, что Леша собирается с ней съехаться, а то и в загс отвести.

Оксана приехала к нему в семь. Нарядно одетая, чуть подкрашенная, с прической «асимметрия», очень нравившейся Леше. Оксане было за тридцать, но она выглядела очень свежо: гладкая кожа, здоровый румянец. А какое тело! Как у двадцатилетней. Леша восхищался внешностью Оксаны. Но…

Она не будоражила его. Впрочем, он всегда считал, что это хорошо. Была у него подруга, не самая, к слову, красивая, носатая, пышнотелая, близорукая, от которой у Земских голова кругом шла. Леше нравилось в ней все, в том числе то, что она сама считала своими недостатками, со смехом указывала на них, иначе Леша не заметил бы. Он готов был заниматься с барышней сексом постоянно. Но это отвлекало от всего остального. Поэтому, когда девушка оставила его, Земских вздохнул с облегчением.