Затем вопрос всеобщей воинской повинности. Последующие поколения были склонны рассматривать всеобщую воинскую повинность как символ прусской воинственности в наиболее оскорбительном смысле этого слова. И король и юнкеры категорически противились введению всеобщей воинской повинности, которая, по их мнению, могла привести к революционным процессам. Крестьяне, с формальной точки зрения в соответствии с декретом получившие свободу, по-прежнему оставались несвободны. 3 сентября 1814 года был принят закон о всеобщей военной повинности (Wehrgesetz). Ландвер и ландштурм были не чем иным, как военными организациями в общенародном масштабе, и нет ничего удивительного в том, что Бойен испытывал определенные трудности, добиваясь утверждения закона о всеобщей воинской повинности. Ландвер, в особенности дорогой сердцу Бойена, был основным камнем преткновения. Он являлся чем-то вроде милиции, резервным формированием второй очереди, составленным из военнообязанных запаса. Считалось, что в подобном формировании будет трудно поддерживать дисциплину. Кроме того, офицеры, по большей части представители среднего класса, зачастую имели крайне либеральные убеждения. Однако следует признать, что опасения оказались абсолютно необоснованными. Единственными формированиями, проигнорировавшими приказ о мобилизации во время беспорядков 1848 года, были формирования ландвера.

Если ландвер являлся просто спорным вопросом, то проблема объединения различных отделов военного министерства, Генерального штаба и генерал-адъютантского департамента была источником особого беспокойства. Король продолжал рассматривать армию как личный инструмент королевской власти. Когда король издал указ об учреждении караульной бригады (достигавшей размеров армейского корпуса) и потребовал того, что полагалось ему по праву, – назначения собственного генерал-адъютанта, Бойен потерпел первое поражение. Бойен в одиночку вел борьбу против династической защиты своих прав. Князь Гарденберг, государственный канцлер Пруссии, либерал, был слишком стар и далек от мысли затевать борьбу с королем и его камарильей. Вскоре третий департамент военного министерства, который принял на себя руководство военным кабинетом, продемонстрировал явные симптомы возрождения прежнего военного кабинета в качестве личного штаба короля, в то время как второй департамент, подхватив эту инфекцию, проявил незаурядный аппетит в отношении административного самоопределения.

Все это усугублялось тем обстоятельством, что совершалось с молчаливого одобрения полковых офицеров, которые яростно противились конституционному правлению. Несмотря на реформирование армии, офицеры были в основном выходцами из юнкеров.

Незадолго до освободительных войн в армии было сорок процентов нетитулованных офицеров, с которыми зачастую не считались, относясь к ним как к «некачественным офицерским кадрам». Офицеры из юнкеров не могли смириться с вторжением «инородных элементов» в свое закрытое сообщество; в кадетских школах сыновья высшего офицерства находились на особом положении. Таким образом, постепенно дело дошло до того, что между словами «офицерский корпус» и «реакция» можно было смело ставить знак равенства.

Россия многое позаимствовала у своего прусского партнера, да это и неудивительно. Начиная с 1813 года король Пруссии и русский царь обменивались полномочными представителями. Зачастую эти официальные лица, явные предвестники тайной дипломатии, следовали собственным путем. У русского царя, как и у прусского короля, был свой военный кабинет. Брат и преемник царя, Николай I, взяв за образец прусский Генеральный штаб, основал Академию Генерального штаба. Между армиями были настолько близкие отношения, что генерал фон Раух, инспектор крепостей, а позже военный министр Пруссии, совмещал инспектирование русских крепостей с аналогичной деятельностью в Пруссии. Главный штаб в России, как и прусский Генеральный штаб, находился на привилегированном положении до появления военного министра, князя Чернышева, установившего главенствование военного министерства. В последующие десятилетия в мирное время не назначали начальника штаба. А вот во Франции, хотя в 1818 году маршал Гувьон Сен-Сир создал Академию Генерального штаба, никогда не вставал вопрос о приоритетности военного министерства.

II

Казалось бы, генерал-адъютантский департамент и Генеральный штаб решали разные проблемы, но, по сути, являлись соперниками. Генеральный штаб, как и его конкурент, стремился оказывать влияние не только на армию, но и на политику короля. Особенно усердствовал начальник второго департамента в военном министерстве Бойена, Грольман, человек с четко выраженным мнением. Карл Вильгельм фон Грольман, новый начальник Генерального штаба, был сыном высокопоставленного судейского чиновника (президента тайного высшего трибунала), дворянином из Вестфалии. В 1813 году Грольман был принят майором в Генеральный штаб, а в 1815 году занимал в штабе Блюхера пост генерал-квартирмейстера. Высокий, крепкого телосложения, с мужественным лицом, этот человек невольно обращал на себя внимание. Грольман отличался гордым, решительным и независимым нравом. Он, как и Бойен, был горячим сторонником реформирования армии. Под его руководством Генеральный штаб достиг интеллектуальных и научных высот, став явным антифеодальным элементом феодальной Пруссии. Его педагогическая деятельность шла вразрез со старыми традициями прусского офицерства. Где, гневно вопрошали противники, обедневшее дворянство найдет средства, чтобы дать своим сыновьям необходимое образование, если теперь подготовка, получаемая в кадетских школах, признается недостаточной? От офицера требовался высокий уровень культуры и научно-технические знания, то, что являлось характерными признаками надвигающегося буржуазно-промышленного века. Но солдат пока еще поклонялся другим богам.

По Грольману, задача Генерального штаба заключалась в воспитании грамотных, образованных военачальников, сочетающих высокий профессионализм с независимым, сильным характером. Грольман считал, что каждый офицер Генерального штаба должен периодически проходить стажировку в войсках на различных должностях, совершенствоваться в искусстве ведения войск. У офицера Генерального штаба должны быть в высшей степени развиты профессиональные качества, присущие солдату и офицеру: мужество, решительность, готовность взять на себя ответственность, находчивость, физическая выносливость, выдержка.

Ради удобства мы все время говорим «Генеральный штаб». Однако такое название второй департамент получил только в 1817 году; прежде была проведена некоторая реорганизация. В 1816 году Грольман разбивает второй департамент на три театра военных действий и военно-исторический сектор, который теперь стал играть важную роль в работе Генерального штаба и использовался как средство профессионального обучения. По мнению Грольмана, важнейшей функцией Генерального штаба является сбор информации об армиях соседних государств, военной обстановке, мобилизации и подготовка развернутых планов с учетом всех непредвиденных обстоятельств.

Кроме того, Грольман придавал большое значение развитию транспортной системы. Использование высококачественных коммуникаций, «внутренних линий», для отражения нападений сразу по нескольким направлениям могло решить проблему, связанную с невыгодным географическим положением Пруссии и отсутствием естественных границ. На этом основывались все оперативные планы и планы развертывания. В подобных обстоятельствах было просто необходимо иметь хорошие дороги.