«Моя жизнь – это существование, которое не оставляет следов», – написал Клаузевиц после катастрофы 1806 года. Его опасения оказались необоснованными, хотя это стало известно лишь после его смерти. Снедаемый честолюбием, Клаузевиц производил впечатление застенчивого человека. Он не стремился увидеть прижизненное издание своих трудов. И только после смерти Клаузевица его вдова позволила опубликовать трактат «О войне». В своей работе автор рассматривает пять войн, в которых он принимал участие (война 1792–1795 годов, кампании 1806, 1812, 1813–1814 и 1815 годов), и сто тридцать две более ранние кампании. Автор ставил своей целью заложить основу философии войны и дать войне нравственную оценку.

Какие-то черты характера Клаузевиц унаследовал от предков, протестантских пасторов. Подобно им, Клаузевиц основывался на философии христианства. Однако по сути он был сыном эпохи идеализма; человеком высокого интеллекта, чувствительным, временами доходящим до фанатизма, который плохо согласовывался с его кантианским воспитанием. Философия Клаузевица вобрала в себя особенности переходного периода между распадом института абсолютизма и эрой растущего национализма. Война, учил Клаузевиц, инструмент деспотов, возвращенный народу. Отказ ограничить средства, использовать огромные территории (как в русской кампании 1812 года) и всю народную мощь с помощью всеобщей воинской повинности, эти непременные действия человека на войне, ближе всего к его истинной природе и абсолютному совершенству. Стратегия и тактика всегда определяются характером эпохи.

В век баланса сил, «шахматных войн» и «кабинетных войн» существовали свои способы урегулирования международных разногласий. Новый век потребовал новых форм ведения войны. Теперь не стоял вопрос о владении крепостью, провинцией или стратегической точкой, как это было в дни династических войн. Теперь даже не стоял вопрос о поражении или выводе из строя армии врага. Теперь народы сражались за право жить. Следовательно, заявляет Клаузевиц, военное руководство должно решить, как максимально быстро и наиболее жестоким образом достигнуть поставленной цели – разрушить существующий строй вражеского государства. В XIX веке война связана с принятием решений и направлена на полное уничтожение.

Чем грандиознее и мощнее мотивы войны, пишет Клаузевиц, тем глубже они охватывают все бытие народов, чем сильнее натянутость отношений, предшествовавших войне, тем ближе война к своей абстрактной форме. Весь вопрос сводится к тому, чтобы сокрушить врага; военная цель и политическая цель совпадут, и сама война представится нам чисто военной, менее политической акцией. Чем слабее мотивы войны и напряжение, тем меньше естественное направление военного элемента (насилия) будет совпадать с линией, которая диктуется политикой, и, следовательно, тем значительнее война будет отклоняться от своего естественного направления. Чем сильнее политическая цель разойдется с целью идеальной войны, тем больше будет казаться, что война становится политической.

Бесконечные военные приготовления, которыми занимался Генеральный штаб, строились на этом законе «напряженности». Концепция Клаузевица о войне решений и полного уничтожения, благодаря неблагоприятному расположению Пруссии (а позже Германии), оказала влияние на всех известных стратегов, начиная с Мольтке, Шлифена, Людендорфа и до Гитлера.

Между рассуждениями Клаузевица и Людендорфа существовало одно коренное отличие. Клаузевиц был современником Гегеля. Не существует доказательств, что философия Гегеля оказала на него влияние или что он читал труды Гегеля, но частенько его идеи, если можно так сказать, витают в воздухе. По Гегелю, государство есть Божье проявление в мире. Клаузевиц рассматривал государство как сверхличность, которая раскрывает себя по ходу разворачивания истории. Для прусского офицера, а не для человека государство было абсолютной реальностью, а политика олицетворяла ум государства. Путем сложных доказательств Клаузевиц приходит к своему знаменитому заключению: «Война есть продолжение политики, только иными средствами».

Основной составляющей войны и политики является борьба как творческий принцип жизни, а поскольку война является продолжением рационального процесса, то человек должен быть хозяином войны. Ведение войны не является исключительно делом военных. Война затрагивает политиков, государственных деятелей. Клаузевиц отдает дань не воинственности, а мужеству, храбрости, отваге.

Война, писал Клаузевиц, последнее средство государственного деятеля. Как опасно, если вероломная политика надеется с помощью воинственных средств добиться цели, противоречащей природе. По мнению Клаузевица, во время войны командующий должен входить в кабинет министров, однако не должен иметь неограниченной власти. Государственные деятели просто должны опираться на его суждения и советы для выработки правильных решений. Высочайший уровень согласованности государственной системы является основным условием при принятии решения о войне на полное уничтожение.

В концепции войны как инструмента политики неявно просматривается идея, что в какой-то момент этот инструмент окажется ненужным. С течением времени Клаузевиц счел ее утопической. Когда в жизни народов будет расчищен путь для справедливости, можно будет создать общие правила для европейского сообщества. Но пока это не так, мечта о прочном мире остается грехом, поскольку противоречит божественному упорядочению человеческих дел, и война будет для людей ultima ratio[9].

Из рассуждений Клаузевица следует, что единственными факторами, играющими роль, являются государство и армия. Свобода, справедливость, личность отодвигаются на задний план, а ведь изначально Клаузевиц был среди радикальных реформаторов. Однако в период разгрома Пруссии мысль, что армия составляет суть государства, помогла задвинуть старые идеалы на задний план. В безвыходной ситуации, так теперь учил Клаузевиц, существование армии становится приоритетным по отношению к существованию самого государства. Типично прусское мнение, ведь армия была объединяющей силой монархии Гогенцоллернов. Сознательно или бессознательно, но этим принципом с 1918-го по 1933 год руководствовался рейхсвер. Пропасть между армией и либерализмом, возникшая после 1815 года, превратила Клаузевица в консерватора. Демократия для него была сродни катастрофе. Его идеал воплощался в «сильном государстве», гарантирующем народу военное образование. Государство создает народ. Эта мысль впоследствии оказала влияние на философов итальянского фашизма.

А вот какими были представления Клаузевица относительно внешней политики. Франция – главный организатор беспорядков. Единение Германии, которое по замыслу Штейна могло произойти в результате естественных исторических процессов, по мнению Клаузевица, могло осуществиться только силой оружия. Одно государство должно было подчинить все остальные. И этим государством должна стать только Пруссия со своей мощной армией. Пока еще не наступило это время, но Клаузевиц был уверен, что оно наступит. Вот почему в 1815 году он требовал усиления Пруссии за счет уничтожения Саксонии, Тюрингии и Гессена. Это было преддверие политики Бисмарка.

Доктрина Клаузевица получила подтверждение только после его смерти; создание неограниченного военного потенциала было напрямую связано с развитием науки и техники. Правда, еще при жизни Клаузевица Альфред Крупп основал в Эссене ружейный завод, превратив кузницу, унаследованную от отца, в один из ведущих арсеналов Европы. В 1846 году Крупп впервые изготовил нарезное ружье с дальностью стрельбы, намного превышающей показатели гладкоствольного оружия. В 60-х годах он начал производство казнозарядных ружей, помимо прочего обладавших еще и повышенной скорострельностью. Пруссия, Австрия, Италия и Россия использовали артиллерийские орудия, изготовленные на заводе Круппа. В 1870 году у Круппа работали десять тысяч рабочих.