Невесомые снежинки легкомысленно стукались о грязное стекло и тут же резвыми мутными каплями скатывались вниз, проделывая это настолько быстро и бессмысленно, что успевали опережать даже размеренный ход времени, сегодня — словно замерзший от холода и слегка притормозивший. И пожалуй, только время да еще дорогие, не стирающиеся из сердца воспоминания о прошлом, помогающие легче понимать сумбурное настоящее и предвидеть туманное будущее, занимали мысли этого чрезвычайно сдержанного в проявлениях эмоций путника. Мужчина устало склонил на грудь прикрытую капюшоном голову и неподвижно замер в мягком автобусном кресле, дыша столь редко и тихо, что казался неживым. Он вспоминал…

Они пришли сюда первыми, с кровью и потерями отвоевав сей благодатный край у необузданных наездников-скифов. Их, гордых сыновей Римской империи, с первого взгляда заворожили эти зеленые холмы, гостеприимно омыли волны величаво катящейся голубой реки и безудержно опьянил вкус местного винограда — сладкого и золотистого, как лучи взрастившего его солнца. Назвав свою новую провинцию Паннонией (Благодатной), легионеры спешно отстраивали военное поселение Аквинк, в первую очередь старательно возводя роскошный беломраморный храм бога Митры — сына солнца. Солдат сопровождало некоторое количество прибывших из Рима жрецов, среди которых находился и дремлющий нынче в автобусе путник.

С той поры минуло почти два тысячелетия…

Мы способны не замечать неумолимый ход эпох лишь в том случае, если время тоже не замечает нас, не торопясь побыстрее погрузить нашу жизнь в пучину великого небытия. Но, увы, желанного удела избранных, способных противостоять испепеляющему дуновению времени, удостаиваются не многие, а только те, кто добровольно отказался от человеческого облика и, что еще ужаснее, от человеческой души, со всеми присущими ей качествами и недостатками: умением любить и ненавидеть, пониманием доброты и неприятием зла, желанием отличать свет от тьмы. Бессмертие всегда приравнивается к безразличию, в котором уже не имеет никакого значения вкус вина, нежность поцелуя, улыбка ребенка. Бессмертие — безлико, ибо практически не подвержено воздействию самых значимых критериев вечности: жизни и смерти. К нему испокон веков стремились храбрецы и мудрецы, за него сражались герои и злодеи, его искали алхимики и философы, воспевали поэты и певцы, но досталось оно отнюдь не им…

С самого начального момента разумного осознания себя человечество ведет настойчивые поиски того, кто однажды заскучал, захотел развлечься да и создал первого из них по образу и подобию своему. И вот за последние тысячелетия чего только не предпринимали люди, чтобы хоть на шаг приблизиться к своему неведомому Создателю, проникнуться смыслом его сути и постичь грандиозность дальнейших замыслов. Именно ради этого строили они Вавилонскую башню и Ноев ковчег, возводили пирамиды и выходили в космос, вели войны и совершали открытия. Но все усилия оказались тщетными, пропав втуне, — Творец не торопился явить людям свой лик, ужасаясь творимым человечеством злодеяниям, медленно, но верно разрушающим подаренный им мир. Мир, который они так и не смогли полностью оценить и понять… Люди оставались всего лишь наивными детьми, упоенно ломающими доверенную им игрушку, — проказливыми и непредусмотрительными. Но зря человечество вело себя столь неосторожно, решив, будто за их действиями никто не наблюдает. Оно ошиблось…

Прибывшие в Паннонию жрецы принесли с собой серебряные пластинки, исписанные необычными клиновидными значками, не понятными никому, кроме них самих. То были священные скрижали, завещанные самими Творцами и гласившие: «…и прибыли на пустынную планету два брата-близнеца, несомые огненной колесницей, прилетевшей из черной бесконечности. Первый из них звался Ормуздом-светлым, а второй — Ариманом-темным. В четыре руки совместно взяли они кусок глины, слепили из нее фигурку и, дунув с двух сторон, вдохнули искру бытия. Так появился первый человек — Ранних, а затем и жена его — Лирия, и начали они жить и плодиться. Добрый Ормузд учил людей выращивать хлеб и ухаживать за животными, ткать полотно и строить дома, врачевать, вырезать из тростника свирели, петь и танцевать. Злобный же Ариман, чье жгучее дыхание способно испепелить все живое, портил любое начинание брата — дал людям оружие, подбивая их на обман, насилия и убийства. Люди не смогли слушаться обоих Творцов сразу, и в итоге братья поссорились. Они порознь покинули Землю, затаив обиду на созданных ими существ и друг на друга, а человечество в итоге раскололось на две половины, идущие разными путями — дорогой добра и дорогой зла. Но Творцы оставили вместо себя справедливого судью, призванного незыблемо стоять на небесном мосту Чинват, соединяющем мир живых с миром мертвых, и взвешивать поступки проходящих по мосту душ, отлетающих из тел усопших. И имя тому — бог Митра. Творцы установили срок, к окончанию коего Митра обязан собрать все совершенное людьми добро и зло, да сравнить — которое из них перевесит. А если доля зла намного перетянет чашу весов, то уничтожит справедливый бог все погрязшее в грехах человечество силой своего гнева…»

Жрецы бога Митры трепетно блюли заветы Творцов, наблюдая за происходящими в мире событиями, но никогда не прикасались лично к неустойчивой стрелке весов, попеременно склоняющейся то в сторону зла, то в сторону добра. Проходя семь степеней посвящения, жрецы — Ворон, Воин, Сокрытый, Волк, Страж, Солнечный Вестник и Наставник — обретали мудрость, а вместе с ней и бессмертие. Вот только цена за преданное служение богу оказалась слишком велика, ведь избранные утрачивали не только человеческую оболочку, но и душу, становясь равнодушными ко всему. Поселение Аквинк росло и ширилось, став городом Будапештом, а люди все так же жили и умирали в его стенах, внося посильную лепту в противостояние Ормузда и Аримана. И так продолжалось очень долго, до тех пор, пока в тысяча четыреста восьмидесятом году один из жрецов Митры, Волк, не полюбил прекрасную смертную девушку — младшую сестру венгерского короля Матиаша Корвина, принцессу Дагмару из рода Сокола…

Автобус достиг конечного пункта назначения и остановился. Его дверь с тихим шорохом отошла вбок, выпуская наружу немногочисленных пассажиров, зачем-то добиравшихся в столь отдаленный район столицы. Путник решительно покинул теплый салон автобуса, выходя под проливной дождь, в момент промочивший насквозь его пальто. Но стихия свирепствовала зря — высокий мужчина под капюшоном уже давно разучился ощущать холод и сырость, не придавая ни малейшего значения примитивным физическим неудобствам. Он признавал лишь власть разума, да еще довлеющий над миром суровый рок, готовясь выполнить предначертанное ему свыше и воплотить в действительность волю тех, кому служил слишком долго. Жрец Митры бесконечно устал, уже не желая ничего — даже бессмертия, не принесшего ему ни радости, ни разочарования. Он осознавал себя пустым, выгоревшим дотла светильником, зря коптящим небо. Он устал от творящегося вокруг зла, несомого в этот мир жестокими детьми Аримана, разрушающими все на своем пути и нагло попирающими заветы Создателей. Творимые людьми злодеяния уже до краев наполнили черную чашу весов Митры, намного перевесив противоположную, почти пустую — белую. Весы справедливости покачнулись и начали настойчиво клониться в сторону гибели. Последний час Земли близился…