— Я старалась не мочить, — виновато звучит ее голос. — Но бинт все равно намок. Там внизу ещё оставили мне.

Говорить не могу. Киваю. Подхожу и снова подхватываю девочку на руки.

Она такая тёплая и напряженная, что меня накрывает странным чувством нежности. Хочется ее успокоить. Сердце начинает гулко «ухать», и я, повинуясь порыву, прижимаюсь губами к Аниным. Без продолжения. Просто длинное касание.

Вкусная. Кровь снова отливает от мозга вниз.

— Мне нужно одеться, — нервничает Аня.

— Идём, — киваю.

Выношу ее из ванной, сажаю на кровать и опускаюсь на корточки к ноге.

— Покажи, что тут у тебя.

Разрываю мокрую марлевую завязку и, успокаивающе поглаживая пальцами нежную ножку, раскручиваю бинт.

Отёк от щиколотки до пальцев. Растяжение.

— Болит? — поднимаю на неё глаза, осторожно поворачивая ногу в разные стороны.

— Да, — я вижу, как она морщится. — Вы не только в финансах, но и в травмах разбираетесь? — спрашивает сдавлено, явно намекая на то, какого хрена я ее трогаю?

— Мастер спорта по кикбоксингу. Травмы ног, считай, как дополнительная специализация.

— Вау, — скользит оценивающим взглядом по моим плечам и мышцам.

Я прячу улыбку и поднимаюсь на ноги.

— Что тебе дать из одежды?

— Белье в ванной на батарее, — краснеет Аня, — и мой сарафан в шкафу.

Исполняю ее просьбу.

Оглядываю полки с одеждой и отмечаю, что для девушки на них неприлично пусто. Нужно дать задание продавцам собрать Ане гардероб.

— Выйдете, пожалуйста, — просит она, тиская в руках белье.

— Я отвернусь.

Отхожу к окну и слушаю быстрое шуршание.

Мне хочется поржать над собой.

«Дожился… Женщина, которую ты хочешь, одевается в твоей постели сама… А должно быть с точностью наоборот — раздевается и не сама.»

— Я готова, — шелестит Аня.

Оборачиваюсь. Подхожу.

— Пойдём поужинаем вниз? — предлагаю ей.

Она начинает кусать губы.

— Извините, Алексей Егорович, я ваши вещи разобрала, а ужин приготовить не успела…

О Господи…

— За шею меня обними, — спокойно перебиваю ее, испытывая на языке металический стремный привкус от ее извинений.

Неужели я, действительно, кажусь девушке такой сволочью?

Наклоняюсь. Аня покорно обвивает меня руками.

— У тебя есть предпочтения в еде? — спрашиваю ее, подхватывая под попочку.

— Почти никаких, — отзывается.

— Это хорошо.

Мы снова спускаемся в столовую. Я усаживаю Аню на стул.

— Где бинты?

— На диване… Вы только принесите. Я сама сделаю.

Игнорируя ее самостоятельность, приношу все необходимое для перевязки, разрываю упаковку и осторожно фиксирую травмированную часть ноги. Аня терпит, затаив дыхание.

— Больно? — притягиваю завязки посильнее.

Резко выдохнув, кивает головой.

— Сейчас таблетку дам.

Достаю из шкафа обезболивающее и наливаю стакан воды.

— Спасибо большое, — Аня забирает их из моих рук, а я сбегаю от ее уязвимого взгляда к холодильнику.

Веду плечами. Черт, как пробирает этот взгляд.

Открываю дверцу и оглядываю полки.

— Печёный картофель и цезарь? — оборачиваясь, предлагаю вариант ужина.

— Годится, — кивает, смотря на меня с интересом. — А что мне делать?

— Украшать собой кухню, — ворчу, отворачиваясь обратно и доставая продукты. — И постараться не упасть со стула и не вызвать землетрясение.

— Почему именно землетрясение? — уточняет обижено.

— Потому что вероятность встретить змею была примерно такая же, — хмыкаю я.

Сто лет уже не готовил. И вообще думал, что это будет зона ответственности Анечки. Но она за несколько часов умудрилась перевернуть все с ног на голову. Талантливая…

Вот. Стою, мою картофель. Что дальше? По всей видимости, завтрак.

— Как прошёл ваш день? — доносится робкое за спиной.

Замираю.

Это попытка вежливого диалога? Я должен поддержать?

— Хорошо, — киваю. — Зови меня на «ты» ладно?

Бросаю на Аню взгляд.

— Я постараюсь, — тушуется. — Очень непривычно к начальнику.

— Ты считаешь, что наши отношения похожи на деловые? — иронично дергаю бровью.

— Нет, но…

— У тебя на правой груди есть родинка, — посмеиваясь, перебиваю ее.

— Ооо… — выдыхает. — Я поняла. Не надо дальше… Алексей.

Мы молчим.

Нож скользит по сырой куриной грудке. Дорезаю, высыпаю на сковородку. Заворачиваю картофель в фольгу и засовываю в духовку. Засыпаю салатную смесь в большую тарелку.

— Алексей, — Аня снова окликает меня. — А тех людей… их уже арестовали? — вибрирует ее голос от волнения.

— Да, — киваю. — Суд будет быстрый. Уже после завтра.

— Спасибо, — с облегчением. — Я за Ксюшу и бабушку очень переживала.

— А где твои родители, Аня?

Этот вопрос меня прямо мучает с сегодняшнего утра. Ребята ничего не смогли накапать. Пусть немного бесцеремонно я врываюсь в ее личное, ну а чего жаться? Имею право.

— С моим папой мама на раскопках познакомилась на первом курсе. Вернулась беременной. Бабушка была категорически против его переселения в Москву и в нашу квартиру. В целом, оказалась права. Со мной он увидеться не пожелал, хотя знал о рождении. В итоге — спустя десять лет где-то спился. Мама «ушла», когда Ксюха родилась… — гаснет ее голос.

— А ее отец, — добиваю я этот вопрос.

— Бабушка так и не добилась, кто и как так вышло… — жмёт плечами. Странная история там.

— Понял, извини.

— Да все хорошо… А у тебя? Есть кто-то из родных? — спрашивает звенящим, нарочито бодрым тоном. — Зачем одному такой большой дом?

Вопрос заставляет напрячься. В шейном отделе позвоночника начинает ныть. Не стоит пока юным девушкам ходить в эту сторону моей жизни.

— Вот ты мне и родишь, — подмигиваю Ане, переводя вопрос в шутку. — Двоих — троих?

— Я… — вижу, как распахиваются ее глаза, становясь блюдцами. — Не шутите так, — просит напряжённо.

Мгновенно и необъяснимо вскипаю. А почему, собственно, нет? Снова не подхожу? Да я, если решу, спрашивать тебя не буду… Зараза!