— Все когда-нибудь происходит в первый раз.

— Мне это не нравится…

— Вава, — прищурилась Элеонора, — если хочешьуволиться, милости прошу. Конечно, я к тебе привыкла, и ты меня устраиваешь, нонезаменимым специалистом ты не являешься, а когда услышат про зарплату, смеютебя уверить, очередь из претендентов выстроится до Кольцевой дороги.

Я молчал.

— И потом, — улыбнулась хозяйка, — прикинь,что с тобой сделает Николетта, когда сообразит, что из-за того, что сынокпотерял место, она больше не сможет устраивать файф-о-клоки и журфиксы.Ей-богу, как представлю ее гнев, делается тебя жаль. Поэтому от души советую:иди спокойно поешь, отдохни, почитай про хоббитов, а завтра с новыми силами заработу. Ступай, дружочек, не зли меня.

Я молча вышел в коридор. Вот змея, нашла самое уязвимоеместо и ужалила именно в него. Николетта — это моя матушка. Не успели мои мыслипотечь в совершенно ином направлении, как зазвонил телефон. Я похлопал себя покарманам, выудил крохотный пищащий аппаратик, откинул крышечку.

— Слушаю вас.

— Вава, — раздался высокий, пронзительныйголос, — голубчик, где ты?

Я невольно вздрогнул. Стоит нечистого помянуть, как он туткак тут. На том конце провода злилась Николетта. Вообще-то моя маменька носитимя Вероника, но оно ей показалось слишком простым, поэтому на всех афишахфигурировала Николетта Адилье. Фамилию Подушкина матушка категорически носитьне хотела, собственная, Адилье, казалась ей более подходящей.

Хотя, если вдуматься, то поступила она очень глупо. Еедальним предком был солдат наполеоновской гвардии, замерзавший в 1812 году наСмоленской дороге. Войска Кутузова гнали захватчиков назад, в Европу, стоялжуткий мороз, и хилые европейцы, одетые в тоненькие сюртучки и обутые в сапоги,полками гибли от холода, наши же войска, имевшие на ногах валенки, а на плечах,скорей всего, тулупы, двадцатиградусный мороз воспринимали легко.

Может быть, и погиб бы несчастный Пьер, но в деревеньке свеселым названием Большая Грязь нашлась добрая баба Марфа, пожалевшая чернявогопарня с горбатым носом. Так на Руси появилась семья Гадилье, потом первая буквапотерялась, и осталось Адилье. Следовательно, маменька моя из крестьян, и еебрак с представителем славного древнего рода дворян Подушкиных следует считатьжутким мезальянсом.

Но все знакомые считали маменьку тонкой натурой, человекомсильных эмоций, что, в общем-то, верно. Почти все актрисы — истероиды. Только,пожалуйста, не надо считать, будто я оскорбляю племя лицедеев и называюпредставителей прекрасного пола истеричками.

Истероид — это тип характера, бывают холерики, сангвиники,эпилептоиды (не путать с эпилектиками) и истероиды, которые вовсе не истерики,хотя определенную склонность к бурному проявлению чувств имеют. Николеттаобожает быть в центре внимания. Ее карьера в театре сложилась в общем неплохо.В ряд звезд матушка не выбилась, но в шеренге тех, кто исполнял роли второгоплана, занимала достойное место. Впрочем, пару раз ей достались главные роли иблагожелательные рецензии.

В детстве я ее боялся. Вернее, совершенно не понимал, какследует себя вести с ней. Вот Николетта веселая как птичка возится в спальне.

— Вава, любимый, — душит она меня вобъятиях, — ах, ты мой дорогой мальчик, котик сладенький, ну давай,мусечка, тебя поцелую.

Облизанный и заласканный, я уходил в свою комнату и мирноначинал играть в солдатиков. Вдруг дверь в детскую с треском распахивалась ивлетала мать.

— Негодный мальчишка, — вопила она, — ты меняв могилу загонишь! Почему уроки не делаешь, марш к столу!

Бесполезно было ей объяснять, что все домашние заданиядавным-давно выполнены. Оловянные солдатики швырялись на пол, в руки мне совалитолстенную книгу, и маменька, завершившая процесс воспитания, удалялась с гордоподнятой головой. Я начинал читать подсунутый текст и даже увлекался, нопримерно через полчаса Николетта заглядывала в комнату и сюсюкала:

— Вава, хочешь мороженое, эскимо? Да брось дурацкиеучебники, поиграй лучше, все равно всех знаний не получишь.

И так по пятнадцать раз на дню. Она могла надавать ни за чтопощечин, потом кинуться со слезами меня обнимать, купить новый футбольный мяч итут же вышвырнуть его в окно, а потом опять нестись в магазин за другиммячиком. Контрастный душ, а не женщина! С младых ногтей я усвоил простуюистину: маменьку следует слушаться, даже если она говорит откровенные глупости.Потом, повзрослев и став умней, я больше с ней не спорил. Зачем? Самый сильныйинстинкт у человека — это самосохранение, а Николетта была способна превратитьв ад жизнь того, кто смел высказывать свое собственное мнение. Какие скандалыона закатывала! Какие истерики! Вытерпеть подобное поведение мог только такойсвятой человек, как мой отец. Впрочем, у него была своя метода борьбы свздорной женщиной. Стоило маменьке пойти в разнос и начать крушить посуду, какпапенька мигом одевался и, провожаемый яростным воплем: «Можешь сюда больше невозвращаться», — исчезал из дома.

Приходил он назад, как правило, за полночь. И утром маменькапримеряла либо новую шубку, либо колечко, либо восторгалась шикарным букетом. Папенькапросто откупался от нее: цветы, конфеты, колечки, браслетики, сережки, шубки.Последним, кажется, был автомобиль «Волга» «ГАЗ-21» с железным оленем накапоте. Матушка была одной из первых женщин, севших в Москве за руль. Году этакв шестидесятом она в красивой шубке, сидящая на водительском месте, вызываланастоящий ажиотаж на дорогах как у шоферов, так и у сотрудников ГАИ. Внарушение всех правил ее пропускали вперед при повороте со второстепенноймагистрали на главную, а о том, что может существовать помеха справа, Николеттаникогда не задумывалась, потому что чувствовала себя королевой всегда и везде.

Одним словом, папенька разбаловал матушку до невозможности,а потом вдруг скончался. Первые месяцы после его смерти Николетта вела себя какраньше, но потом до нее дошло, что жизнь изменилась, а единственный мужчина вее жизни — это я.

Нора дружила с моими родителями давно и, когда ейпонадобился секретарь, тут же предложила мне место. Теперь Николетта чувствуетсебя опять прекрасно. Благодаря тому, что я отдаю ей большую часть своегозаработка, маменька может по-прежнему собирать по вторникам подружек нафайф-о-клок, или попросту — на чаепитие. Еще у нее есть журфикс, что в переводес французского обозначает «определенный день». То есть каждую неделю попятницам к ней являются гости.

— Вава, — тарахтела Николетта, — ты где?

— Дома.

— Твой дом здесь, — припечатала маменька.

— Я имел в виду у Норы.

— Немедленно приезжай.