Тем временем собака выгнулась дугой и жутко завыла, переходя на визг, резко вскочила на все четыре лапы, подпрыгнула и завертелась волчком на месте.

«Она же бешеная!» – промелькнула мысль у Рогира, и он быстро ретировался в дом, наблюдая за происходящим уже из окна. Словно безумная, псина продолжала крутиться, раскидывая лапами вырванные чахлые кустики его лекарственных трав. Затем, упав на бок, она продолжала вращать всеми четырьмя лапами, как бы прыгая куда-то. Собаку снова выгнуло, голова ее неестественно запрокинулась, окровавленная пасть ощерилась, обнажая разорванный в клочья язык, глотка исторгла хриплый стон, и несчастная животина испустила дух.

Рогир долго еще смотрел на бездыханное истерзанное тело собаки, сопоставляя в голове то, что он видел вчера у ван Ритта, и сегодняшнюю агонию собаки, повернул голову к маленькой скамье, где лежала тряпица с зернами почерневшей ржи, и криво улыбнулся…

4

Хоронили Марию ван Ритт в наскоро сколоченном закрытом гробу, на чем настоял сам епископ Ансельм, дабы не ввергать в ужас горожан. Похороны, несмотря на знатность и достаток семьи ван Ритт, проходили очень скромно и в некоторой спешке, стражники магистрата даже не пустили к процессии делегацию обеспокоенных представителей цехов ремесленников города, пришедших выразить уважаемому главе совета ремесел Гуго свои соболезнования. Это всё дало повод для сплетен, разговоров и перешептываний, родились разные версии о смерти доброй Марии – от домашнего насилия до страшной сделки с дьяволом. Люди городили новые домыслы со скоростью несущегося от охотников зайца. Это вынудило магистра Утрехта, епископа и иерархов богословской кафедры решить во время совета засекретить случай смерти Марии ван Ритт от так называемого святого огня, упоминания коего встречались в летописях и церковных анналах. Обычно нашествие святого огня в прежние годы было массовым, клирики расценивали эту напасть как кару небес за грехи погрязшего в мерзостях местного населения. Случай же с Марией был одиночным – пока одиночным. Поэтому совет решил закрыть от народа все сведения о происшествии, а епископ и остальные его подчиненные клирики должны были втрое сильнее призывать людей каяться в грехах своих во время проповедей. Не помешает и крестный ход, который запланировали провести очень скоро. Ситуацию осложняло то, что на днях ожидался приезд Бертольдино Орсини, именитого племянника папы Николая III, и негоже было встретить его новостями о сошествии святого огня на головы жителей Утрехта. Чем же занимаются церковные и светские власти города, если грехи людей достигли такого возмутительного состояния, когда само небо посылает кару в виде столь ужасного и устрашающего недуга? Каноник Рогир де Шийон молча слушал наставления Ансельма, в то время как другие священники осыпали епископа градом вопросов о содержании проповедей, о признаках святого огня и о тех, кого он поражает. Смутный план вырисовывался в голове у Рогира, он боялся пошевелиться, лишь бы не спугнуть ту эфемерную мысль, облачко догадки, подобное дымку от костра на ветру. И чем четче он улавливал смысл, тем труднее ему было сохранять смиренный и невозмутимый вид. Он уже не мог дотерпеть до конца речи Ансельма и кафедральных иерархов и под благовидным предлогом удалился из залы богословской кафедры, быстро устремляя свой шаг в тайный предел знаний – кафедральную библиотеку. Он точно знал, что где-то здесь ранее видел толстый фолиант, довольно потрепанный, но подходящий как нельзя лучше в данном случае, а именно «Бестиарий».

«Бестиарий» был источником знаний по всем царствам, созданным Творцом во имя разнообразия и благоухания земной жизни: растениям, тварям о четырех ногах, птицам, гадам, рыбам и так далее. Многие просвещенные использовали знания, полученные при чтении «Бестиария», разными путями – одни во благо, другие корысти ради. С помощью сонного служки каноник нашел-таки запыленный том французского «Бестиария», составленного преподобным Филиппом де Таоном, сопровожденный подробными рисунками и описаниями. Также была найдена книга за авторством Венсана де Бовэ, именованная «Зерцало природы», где можно было изыскать подробные описания взаимодействий сил природы, происходящих по воле Всевышнего, познать тайну жизни тварей, недоступных глазу смертного, таких как единорог, например, дракон или василиск. Но Рогира интересовали совсем не диковинные животные и птицы – он собирался погрузиться в изучение царства растений, в главы, посвященные особым сокам, если быть точнее – то ядам. И чем больше Рогир погружался в чтение латинских текстов, выведенных руками безымянных монастырских переписчиков, тем яснее становился план, пришедший в голову канонику в результате его природной наблюдательности и способности сопоставлять факты. Были найдены скупые упоминания о плевелах, посылаемых нечистым в зерно для того, чтобы напакостить богоугодному крестьянскому делу; в этих плевелах Рогир узнал те черные пыльные рожки, что он нашел во ржи, купленной мужем покойной госпожи ван Ритт. Погоня за дешевизной, по всей видимости, и привела к краткому, но бурному безумию и смерти его супруги и бедной дворняги.

Уже в келье, при свете сальной свечи, каноник размышлял о силе воздействия плевел на разум и тело и пришел к мнению, что решающее значение имеет количество. Он сравнил это с пивом или медом. Чем больше выпиваешь, тем больше хмелеешь. И чем крепче мед, тем меньше его нужно выпить для достижения такой же степени опьянения. Малое количество лишь будоражит, улучшает настроение, выпивший становится болтлив, куражится, но если выпить еще, то веселье сменяется подавленностью или пьяный ввязывается в драку, нередко заканчивающуюся увечьями. Если пить далее, то сознание отключается, пьяного рвет, и многие не помнят того, что они творили намедни. Так и с черными рожками. Видимо, несчастная Мария съела хлеб с большим количеством плевел, и ее постигла столь ужасная и мучительная смерть. Собака же издохла от несравнимо меньшего числа рожков, но сколько в той собаке весу? Уж по крайней мере она раз в десять легче человека. Рогир понял, что ему нужно пробовать еще и еще для претворения его коварного, но очень хитроумного и далеко идущего плана…

Епископ Ансельм обстоятельно готовился к визиту папского нунция. Он приводил в порядок дела кафедры, распорядился составить подробный отчет о деяниях церкви в епископстве Утрехтском за минувший год, подвести итог церковной казне, чем немало удручил казначея – эту роль выполнял толстый и вечно потный брат Лука. Ибо брат Лука не сильно преуспевал в деле кропотливого учета монет и золота, поступавших от приходов в качестве десятины, вернее сказать, брат Лука очень хорошо умел считать, но не всё и не всегда записывал. Это приводило к тому, что в бюджете епископства возникла небольшая прореха, а в тайных сундуках множилась звонкая монета. Благочестивый Ансельм не опускался до мелочного контроля деятельности кафедры и других служб, в частности и казначейства, поэтому «забывчивость» брата Луки до последнего времени не была замечена. Теперь же предстояло составить подробный отчет, что резко повысило шансы казначея быть выведенным на чистую воду. Именно этим и объяснялось скверное настроение добряка Луки. Епископ же и не думал вдаваться в детали, – ему не давала покоя мысль о том, чем бы поразить воображение Бертольдино Орсини, который в благословенной Италии видал многое, особенно при роскошном папском дворе. Его можно будет удивить лишь неким актом веры, самозабвенно исполненным благочестивыми прихожанами. А что может быть лучше, чем крестный ход? Хвала Творцу, что в первом осеннем месяце было хоть отбавляй дней почитаемых святых, и хотя Ансельм не мог знать точной даты прибытия нунция заранее, но какая разница – пройтись с гимнами и хоругвями на день святого пророка Захарии или святого Маврилия. Решено: папский нунций будет встречен блистательным крестным ходом и будет поражен единством и религиозным экстазом сотен людей. Тогда он поймет, что вера крепка не только в Ватикане!