— Думаете, вас она послушает? — скептически произнесла Панько.

— Мой долг повелевает мне поступить именно так, — ответила учительница. — Я и приемы особенные знаю, — она взглянула на собеседницу и рассмеялась. — Позовите Надю.

Панько вышла из класса и через две минуты вернулась с Надей.

— Иди сюда, Надюша, — ласково сказала Вера Семеновна, — мне нужно с тобой поговорить, — она привлекла ребенка к себе и погладила темную головку. — Видишь ли, твоя мама серьезно заболела.

— Она не умрет? — с тревогой спросила девочка, глядя поочередно на мать и на классную руководительницу.

— Не умрет, — уверенно сказала Лещинская. — Но лечиться будет долго. Завтра она ложится в больницу.

Ученица беспомощно посмотрела на нее.

— А как же я?

Вера Семеновна улыбнулась:

— Мы посоветовались с твоей мамой и решили: тебе лучше пожить у меня.

Надя не знала, что ответить.

— Я живу одна, и ты скрасишь мое одиночество, — произнесла учительница. — А мама тем временем поправится и опять заберет тебя домой.

— Если так будет лучше…

— Собирай вещи, — классная руководительница легонько подтолкнула ребенка к двери. — После уроков сразу поедем ко мне.

На следующий день Надя Панько с каким-то страхом переступила порог квартиры учительницы.

— Я живу в коммунальной квартире, — объясняла ей Вера Семеновна. — Занимаю здесь две комнаты. Для меня хватило бы и одной.

— А кто живет в третьей?

— В ней обитает одинокий старик, — разгружая сумку, ответила Лещинская. — Иногда он просит помочь ему по хозяйству: сходить в магазин, сготовить. Я не отказываю.

— У него совсем никого нет? — ужаснулась Надя.

— Совсем, — Вера Семеновна открыла дверь одной из комнат. — Это твоя.

— Целая комната! — девочка с восторгом начала прыгать и размахивать руками.

Учительница засмеялась:

— А я боялась, что тебе не понравится. У вас с матерью ведь отдельная квартира.

— Не понравится? Да вы шутите! В таких хоромах? — усмехнулась Надя. — А что касается отдельной квартиры… Мать стелила мне на кухне. Там тесно и жарко.

Сердце Лещинской сжалось.

— Я дарю тебе просторную кровать, — произнесла она. — Да разве только кровать? Пользуйся чем хочешь. Только обещай меня слушаться.

Ученица подошла к классной руководительнице и крепко обняла:

— Обещаю. А это кто?

Она показала на большой портрет девочки лет девяти. На лицо Веры Семеновны набежала тень.

— Это моя дочь Анечка, — ответила Лещинская. — Она погибла при бомбежке во время войны.

— А ее отец?

Женщина смахнула набежавшую слезу:

— Он тоже погиб.

Надя вздохнула:

— Моих настоящих папку и мамку убили немцы.

— Ты их совсем не помнишь? — поинтересовалась учительница.

Девочка покачала головой:

— Нет, но я знаю: они были добрыми и ласковыми. А Полина меня не любит.

— С чего ты взяла?

— Тут не надо быть Сократом, — рассудила Надя. — Она только кричит на меня и лупит. Это любовь?

Вера Семеновна улыбнулась:

— Каждый по-своему понимает слово «воспитание».

— Точно по-своему. — Надя отвернулась и стала смотреть в окно.

— Хочешь есть? — Лещинская решила переменить тему. — Давай я чайник поставлю. Вон мы сколько вкусных вещей накупили.

Ребенок оживился:

— Давайте! Я пирожных уже сто лет не ела.

Учительница бросилась ставить чайник и накрывать на стол.

— Ни в чем себе не отказывай, — попросила она ученицу.

Та не заставила себя упрашивать.

Расследование

Петя Прохоров звонил в квартиру Полковниковой, надеясь обнаружить там присматривающих за ней до недавнего времени, — Дину и Надежду Сергеевну. Оперативник не ошибся: дверь открыла симпатичная светловолосая молодая женщина. Он сразу догадался, кто перед ним.

— Дина Сергеевна?

Она, прищурясь, посмотрела на него:

— С кем имею честь?

Петя показал ей удостоверение. Женщина усмехнулась:

— Надеюсь, оно не поддельное?

— Можете позвонить в отдел.

— Нет, спасибо. Проходите, — она провела его в просторную комнату и указала на стул: — Садитесь. Вы насчет Натальи Павловны?

— Как вы догадались?

Дина пожала плечами:

— Мы уже хотели заявлять о ее пропаже.

— И почему не заявили?

Собеседница покраснела:

— Это уже третий ее уход из дома. Она всегда возвращалась. Вы знаете, она страдала потерей памяти.

— Я знаю все, — перебил Петр, экономя время. — Нас ввела в курс дела ее дочь.

— Значит, Илона все-таки пошла в милицию?

— Вы были против?

Панько отвернулась и стала смотреть в окно.

— Да или нет? — повторил оперативник.

— Да, — нехотя призналась Дина. — Но только из уважения к тете Наташе. Ее знали многие в городе. А розыск предполагает гласность. Верно?

— А если она нуждалась в помощи? — заметил Петя.

Женщина смутилась:

— Однако с ней ведь все в порядке, как в прошлые разы, не правда ли?

— Боюсь, нет.

Глаза собеседницы расширились:

— Вы хотите сказать…

— Ее труп обнаружен в лесу, — безапелляционно сообщил оперативник.

— Что?

Панько побледнела и схватилась за стол. Прохоров не двинулся с места, будучи уверен в артистической игре, но потом укорил себя за поспешные выводы. В конце концов, пока она даже не подозреваемая, как и ее мать.

— Принести воды?

Дина покачала головой.

— Не представляю, как отреагируют мои дети, — всплеснула руками женщина. — Они относились к ней как к родному человеку. А моя мать? Она никогда не простит себе.

— Не простит чего?

— Того, что не забила тревогу, — пояснила Панько.

— А когда Наталья Павловна исчезала раньше, вы заявляли в милицию?