– Многовато у тебя сала, браток. За воду столько не дадут. Уж не спер ли, а?

– Да ровно все, отвечаю!

– Гладко стелешь, да не шибко верится, – боец хлопнул притихшую Кроху по плечу, не то ища поддержки, не то намекая на сдачу с поличным. – Башку подними. Ну, и чумазая же рожа. Землю рылом рыл?

Постовые засмеялись. Псина подхватил, но вовремя прикусил язык.

– Странно все. Подвох чую. Ну-ка, к стене оба.

– Начальник!

– Живо!

Под дулами «калашей» спутники уткнулись лбами в холодные ребра туннеля. Прежде никто не позволял себе так обращаться с дочерью известного бродяги. И пусть девушка не боялась нацеленных в спину стволов – стрелять вряд ли станут, особенно в своего, но неприятный холодок то и дело гулял вдоль позвоночника.

– Придется слать гонца на Театр. Узнавать, все ли в порядке. Не было ли разбоя. Не пропало ли чего…

Арина вздрогнула. Этого только не хватало, когда каждая минута на счету.

– Пока то, да се… часа три пройдет. А вы задержаны до выяснения.

– Но мы спешим! – взвизгнула она.

– Пасть закрой.

– Беспредел, начальник…

– И ты тоже. Хотите быстрее – половина груза, и все уладим.

Барыга аж подпрыгнул от возмущения.

– Да ты шутишь?!

– И чая пару пакетов.

– Вы просто разбойники! – не выдержала беглянка. – Бандиты! Как так можно?!

Негодование и ярость лишь развеселили мздоимцев, Арине же было не до смеха. Выросши под надежным, хоть и слишком заботливым крылом отца, она еще не видела такого позора. И с детства считала дозорных бесстрашными защитниками, стоящими между выжившими и ужасами метро. Героями не хуже сталкеров, готовыми без сомнений отдать жизни за других. Кто бы мог подумать, что среди них встретится гниль и погань.

– Как зовут? – отсмеявшись, спросил главарь. Назвать его командиром Кроха не смогла бы при всем желании. Самый настоящий атаман воровской шайки.

– Крот! – с вызовом ответила беглянка.

– Куда путь держишь? Или точнее – роешь?

Хохма вышла хуже некуда, но подельники поспешили выразить уважение вожаку громовым гоготом.

– Сказали уже – на Алабинскую.

– А на кой?

– К Ежу в гости!

Тощий парнишка тихонько свистнул и отступил в тень. Второй закинул «калаш» на плечо и уставился на носки сапог.

– Он тебе друг, что ли? – неуверенно произнес грабитель.

– Он мой должник.

Дозорные замолчали. Лишь слышалось потрескивание досок в костре и напряженное сопение. Никто не знал, что делать. Главарь посмотрел на соратников, но те стыдливо опустили головы.

– Ладно, проезжайте.

– И проедем, – проворчал Псина, но от былой дерзости не осталось и следа.

Дрезина покатилась к гермозатвору. Отъехав подальше, торгаш наклонился и шепнул:

– Молоток, пацан. Круто затер. Недаром говорят: хороший понт дороже выстрела. Ежов – мой должник. Охренеть. Даже я бы очканул такое ляпнуть. Гы.

Кроха не стала его разубеждать. Как вскоре выяснилось – зря.

Больше проверок не было. Парни на станции ограничились дежурным:

– Мы следим за тобой.

Псина хмыкнул.

– Отлично. Тогда последите и за дрезиной.

Он спрыгнул и быстрым шагом направился к платформе, гнусаво мурлыча какую-то песенку, наверняка блатную.

– Эй, ты куда?! – крикнула Арина.

– Подождешь полчаса, не облезешь. Шаболды на Самарской – просто шик. Коль уж привалило патронов, то грех себя не побаловать. Не ссы, я быстро. Хочешь – айда со мной.

– Обойдусь.

– Многое теряешь, братишка. Но дело твое!

Раньше Кроха думала, что все станции одинаковые. Те же палатки, загоны, генераторы и очистители, те же усталые угрюмые лица. Как же она ошибалась. На Самарской вовсю готовились к Новому году. Вдоль стен растянули гирлянды из порезанных пластиковых бутылок. Чего-чего, а этого добра снаружи было навалом. Умники говорят, на тысячу лет хватит.

Посреди платформы расчистили небольшой пятачок для елки. Праздничное дерево собрали из ржавых прутов, а вместо мишуры обмотали спиралями колючей проволоки. Нержавейка задорно блестела в свете плафонов, издали походя на серебристую хвою. Вот только касаться иголок совсем не хотелось. Несмотря на жуткий вид, игрушки на ветвях были самые настоящие – как с открыток. Неизвестно, кто и где нашел целые стеклянные шары и шишки, но девушка вмиг прониклась к нему большим уважением. Ведь хороший добытчик – не тот, кто приносит много консервов, лекарств и других полезных штук. А тот, кто готов рискнуть ради ерунды и безделушек, лишь бы подарить выжившим капельку хорошего настроения.

Торговцы и кабатчики поспешили перебраться под сень новогодней ели. Как в старые добрые времена, когда на площадях устраивали ярмарки и гуляния. Продавали, правда, вовсе не пряники, а все те же патроны, оружие и снарягу. Кроха присмотрела отличные «берцы», но выменять было не на что. С другой стороны, розовые сапожки она лет пять носит, а эти впервые видит.

Так себе утешение. Чтобы не загрустить еще сильнее, беглянка подошла поближе к елке и уставилась на отражение в большом блестящем шаре. Часы над воротами показывали одиннадцать утра, местные были на работе, и гостье никто не мешал. У входа в кабак играл древний пружинный граммофон с расплющенной трубой. Гнутая игла нещадно драла пластинку, и мелодия больше напоминала радиопомехи, сквозь которые через раз пробивался приятный женский голос.

В лесу… пш-пшшш… елочка! Скрип-скрип, пшш… Она… вж-ж-ж-ж…. зимой и летом… пш-ш-ш…

Не песня, а сигнал бедствия.

– Нравится?

Арина обернулась и увидела старика в крашеной шапке-ушанке.

– Да. Красиво.

– Сам наряжал! Изодрался весь, но кому еще страдать? Я же Дед Мороз.

Она криво улыбнулась. Дома главный символ праздника всегда изображал ее отец. Вот он был настоящим Дедом Морозом: высоченный, широкоплечий, в длинном красном плаще и с накладной бородой до пояса. Его гортанный рокот разносился на всю станцию, приводя детвору в неописуемый восторг.

Он всегда разыгрывал забавные и поучительные сценки. Дедушка и мутант, дедушка и злодей с Безымянки, как дед двух барыг обхитрил. Два года назад очередное представление едва не кончилось трагедией. Ублюдки не погнушались напасть в разгар торжества. Арина на всю жизнь запомнила, как отец схватил ручной пулемет и рванул в туннель, даже бороду не снял. В тот день каждая мразь получила знатный подарочек, а от ворот целый месяц тянуло кровью.

Девушка тяжело вздохнула и спросила: