Едва подумав о гибели, Арина будто приманила ее к себе. Недаром старики заклинают не поминать лихо. Из покосившейся арки выбрался гнилопес и лениво засеменил к цели. А зачем торопиться, если добыча никуда не денется? От этой твари и на машине да по ровной дороге не сбежишь, а на своих двоих – и подавно. Особенно на таких тонких и коротких, в ветхих розовых сапожках.

Мутант встал посреди улицы и зевнул. Представьте питбуля, которого с рождения пичкали лошадиными стероидами, а затем содрали шкуру. То, что осталось, пожгла радиация, а в складках и переплетениях тугих мышц копошились белесые червячки.

Если верить рассказам матерых сталкеров, чудище не считалось опасным противником. Одни бахвалились, как резали их ножами, другие якобы отстреливали целыми стаями. Но девушка оцепенела и понятия не имела, что делать. Стояла как вкопанная и обреченно смотрела на усеянный паразитами огрызок хвоста. Тварь пока не нападала, лишь всматривалась, принюхивалась. Выжидала, когда жертва уже, наконец, побежит, вопя от ужаса, ведь загнанное мясо гораздо вкуснее. Мясо же наивно надеялось, что псу надоест стоять, и он уйдет по своим собачьим делам.

Не ушел.

Тихо взрыкнув, мутант направился к Крохе. Не скалил пасть, не брызгал слюной. Брел степенно, вразвалочку, словно к миске с кормом. Беглянка попятилась, споткнулась о плиту и чуть не упала. Резкие движения вывели чудище из сонного ступора. С громким лаем оно прыгнуло к цели. Что было дальше, девушка не помнила. Сознание помутилось, а очнулась уже на верхушке накренившегося фонарного столба недалеко от арки. Рядом пес играл с куском прорезиненной ткани. Валялся на боку, повизгивал, скреб лапами асфальт. Так сразу и не скажешь, что перед тобой обезумевший кровожадный людоед.

Кроха судорожно ощупала зад. Слава богу, штаны целы, а чуток порванная куртка погоды не испортит – под ней все равно еще три слоя всякого. Зато, елозя по одежде, наткнулась на что-то тяжелое и твердое в кармане. А именно – на пистолетик Ежа, о котором впопыхах совсем забыла. Кое-как сжав рукоятку деревянными пальцами, прицелилась и вдавила крючок. Несмотря на игрушечный размер, бахнуло совсем не по-детски, на всю улицу, а отдача вырвала оружие из ладони.

Мутант вальяжно обнюхал ствол и оскалился на столь знакомый запах пороха – извечный спутник опасности и смерти. Но не убежал. Как знал, что сама по себе стальная штуковина бесполезна и не причинит вреда. Помочился на столб и продолжил игру.

– Чтоб тебя… – процедила Кроха, стуча зубами. – Иди отсюда. Кыш!

Тварь задрала башку и ощерилась. Не иначе – улыбнулся, поганец. Понимал, небось, что фрукт скоро дозреет и свалится с ветки. Сидеть на тонком конце столба, аки ворона – та еще акробатика, надолго сил не хватит. Арина лишь попросила госпожу Удачу скинуть ее прямо на собаку. Пусть не думает, что получит обед легко и просто.

– Меня опять пытается прикончить злая псина, – выдохнула девушка. – Ну и дела.

Минут через десять, когда поясницу заклинило, а пальцы были готовы разжаться в любой момент, гнилопес сорвался с места и юркнул за угол. Громыхнул выстрел, урод пронзительно завизжал.

– Сталкер!..

Беглянка поспешила слезть с бетонного насеста. До середины доползла без проблем, затем сорвалась и брякнулась на крошево. Боли не заметила, даже не поморщилась. Главное – ее спасли. А если очень повезет – еще и отведут к Куполу. Не все же бродяги – такие засранцы, как Еж.

А вдруг это он? Одумался в последний миг и помчался на помощь? Всякое же бывает. Может, совесть заела?

Арина тряхнула головой, чувствуя в груди и на щеках жгучее покалывание.

– Я здесь! Сюда! – она сунула оброненный пистолет в карман и замахала затекшими руками.

Из-за угла вышел Псина с «макаровым» наперевес. Девушка сразу узнала ублюдка, хотя лицо его заслоняло матовое стекло респиратора. Слишком уж приметны были растрепанные патлы, грязные бинты и кожанка поверх химзы. Запоминающийся облик. А если добавить сутулость, кривое плечо и странную дрожь в коленях, то и вовсе ни с кем не спутаешь.

Пауза длилась недолго. Дикий пальнул от бедра, пуля разнесла обломок в шаге от цели. Кроха развернулась в прыжке и побежала к ближайшим домам, не чувствуя ничего, кроме холода в лопатках. Казалось, туда вот-вот клюнет кусочек свинца, но избитый торгаш с заплывшим глазом дважды промазал.

– Все равно достану, сука! – прохрипел он. – За все ответишь! И дружок не поможет!

Она неслась, не разбирая дороги. Развалины слились в сплошное серое месиво. Казалось, сердце вот-вот рванет наружу, а следом выпрыгнут легкие, доверху набитые углями. Тлеющие искорки вспыхивали на каждом вдохе, а вместе с ними горело все тело.

Забег с карабканьем по завалам и прыжками через ямы длился не меньше получаса, но ощущался целой вечностью. Длился бы и дольше, не встань на пути полуразрушенное двухэтажное здание с обшарпанным красным крестом на побитом фасаде и частично уцелевшей вывеской:

ОБЛ НАЯ НИЦА № ИМ ОВА

Обходить было слишком долго. С одной стороны – затор, другая простреливается насквозь. Да и сил почти не осталось. Арина решила идти напрямик. У больницы должен быть второй вход, куда раньше подъезжали «скорые». Через него – быстрее и безопаснее.

Кроха вошла в занесенный снегом и пеплом холл. Под ногами трещало битое стекло, тут и там выли сквозняки. Здесь ветер не пронзал до костей, она немного согрелась и успокоилась. Сейчас бы посидеть на лавочке, перевести дыхание, но времени нет. Отец все дальше, Псина все ближе.

Несмотря на минувшие двадцать лет, многое здесь осталось на своих местах. В большущей кадке в углу торчал иссохший ствол фикуса. На столике в регистратуре лежал наполовину исписанный бланк, прижатый телефонной трубкой. Чуть поодаль – гелевая ручка. На облезлой спинке кресла покачивался пожелтевший халат. На полках шелестели карточки, в гардеробе висела одежда – в основном, детская. В шаге от лестницы валялась опрокинутая коляска, рядом намело небольшой сугроб. Девушка спешно отвела от него взгляд, всей душой надеясь, что это просто кучка снега.

Удивительно, но все эти вещи были здесь задолго до ее рождения. Что стало с их хозяевами? Успел ли кто-нибудь укрыться в метро? А с больными, прикованными к койкам? С пациентами в разгар операций? Их бросили или попытались спасти? Может, они так и лежат за закрытыми дверями палат? Что они чувствовали, когда завыли сирены, а врачи и посетители в ужасе бросились прочь?..

От этого места веяло такой болью и тревогой, что Кроха всхлипнула и прижалась плечом к стене. Машинально потерла глаза, забыв о противогазе. Интересно, сталкеры привыкают к подобному, или для них каждый раз – как первый? Ведь они постоянно сталкиваются с отголосками умершего мира, а некоторые отлично его помнят. Их тянет туда, где родились и выросли? Они возвращаются во дворы, где беззаботно играли с друзьями? В школы, где отчаянно пытались стать взрослыми? В дома и квартиры, на могилы родителей?

Прежде девушка не задумывалась о темной стороне жизни бродяг. Всегда видела в них бесстрашных воинов и добытчиков, хотя для большинства поверхность – вовсе не россыпи сокровищ, которые стерегут злые драконы. Это их родина: искалеченная, извращенная, изуродованная до неузнаваемости. Это навсегда отобранные детство и молодость, покой и благополучие, чистое небо и яркое солнце. Война унесла то, о чем Кроха знала лишь из книжек и журналов. И сама она частенько грустила об утраченном прошлом. Каково же тем, кто застал славные деньки и в одночасье лишился всего?