— Ну че, пехота, раскисли? Хотите прикол?

— Ну? — флегматично спросил Борман.

— Подковы гну. Там ваша Нинка концерт дает. У медсанбата.

Борман живо надел пилотку.

— Гонишь.

— Да правда. Пошли со мной, покажу. Такое пропустить нельзя.

Борман угрожающе посмотрел на Чуху, который трусливо отвел взгляд.

* * *

У палатки вокруг костра сидели свободные от нарядов бойцы и слушали поющую под гитару Нину. От треска поленьев и перебора струн на душе становилось как-то спокойно и уютно. Подошедших следопытов Емельянов жестом подозвал к себе, приложив палец к губам, мол, тише, не шуметь.

Нина пела звонким мелодичным голосом один из старых русских романсов. Бойцы завороженно слушали медсестру. Борман подсел поближе к поющей Нине, чтобы лучше видеть ее. Он невольно залюбовался девушкой, глядя на тонкие пальцы, умело перебирающие струны, на ее глаза, на губы. Подсевший к Борману Спирт толкнул его локтем.

— Ну че, Ромео, а слабо Джульетту?

— Ты базар-то фильтруй.

— Ну, блин, мужик, откуда у тебя столько этикету? Я бы…

— Дай послушать, — зло перебил Борман.

Стих последний аккорд. Нина замолчала.

Бойцы тихо зааплодировали. Неожиданно в свет костра вышел Череп и протянул руку к гитаре.

— А можно я?

— Ну, давай, хлопчик, — поддержал его Емельянов.

— Он че, еще и поет? — спросил у Спирта Борман.

— Я не в курсах. Похоже, да. Талант, самородок.

Череп, ничуть не стесняясь, быстро запел современную дворовую песню, эдакую смесь рэпа с шансоном. Бойцы от удивления приоткрыли рты. Борман весь извелся, нервно теребя пилотку. Такой оголтелой неосторожности он не ожидал от приятеля. К его облегчению, песня оказалась короткой. Емельянов встал и потер затылок.

— Хорошая песня, только чудная какая-то. Вроде и на русском, а о чем, так и не понял. Ну ладно, концерт окончен.

В траву полетели окурки. Красноармейцы расходились. Борман проводил глазами зашедшую в палатку Нину. Спирт толкнул его.

— Ну?

— Иди давай на позицию, подстрекатель, — огрызнулся Борман.

Спирт усмехнулся и ушел вслед за остальными.

* * *

— Где Борман? — нервно спросил Спирта Чуха, когда тот спрыгнул в окоп.

— Я думаю, скоро будет. Это дело пяти минут.

— Какое дело?

— Да Нину, того самое… обработает и вернется.

— Где он? — еще раз спросил Чуха.

— Я же ясно сказал: Нину трахнет и придет.

Чуха побежал к медсанбату. Через минуту он вернулся, зыркнул на приятелей обезумевшими глазами, схватил свою винтовку и снова убежал в темноту.

— Псих, — сквозь зубы выдавил Спирт.

— А ты сволочь, — сплюнув, сказал Череп.

* * *

Нина в приемной сидела за столом, делая отметки в дежурной тетради. Нещадно коптила старая керосинка. В палатку зашел Борман и без приглашения сел рядом с девушкой.

— Хороший вечер, Ниночка, не правда ли?

— Хоть тихий. Словно и нет войны.

— Вы чудесно пели, Нина. Можно сказать, в полку ваших поклонников прибыло. Позвольте поцеловать ручку. Боже, как она у вас волшебно пахнет.

Нина попыталась отстраниться.

— Лекарствами пахнет. Сергей, вы что?

Борман решительно прижал Нину к себе.

Девушка покраснела.

— Сергей, что вы делаете?

— Тут война. Завтра, может, в бой, и все. Понимаешь, Ниночка, мне ведь многого не надо.

У Нины в глазах появились слезы.

— Уходите.

Однако Борман не уходил. Вспотевший от волнения, он продолжал приставать к Нине. Заломив ей руку за спину, потянулся губами к ее шее, но получил пощечину.

— Ну чего ты ломаешься? Наверняка всем даешь. Ну че тебе, жалко, что ли? Не развалишься.

Девушка вскочила и выбежала из палатки. Не успел Борман опомниться, как из темноты покоя, где лежали раненые, раздался голос:

— Эй, паря, иди сюда, че скажу.

Борман приподнял лампу, чтобы получше разглядеть свидетеля. Им оказался седой солдат лет пятидесяти, кровать которого стояла напротив входа в палату. Судя по перевязке, боец был тяжело ранен в грудь и в руку. Борман успокоился.

— Не до тебя, дед. Лежи, болей.

— Совет дам, сядь рядом. Не боись.

Борман усмехнулся и сел на край кровати.

— Ну?

— Ты девочку не трожь. Многим она нравится, понятное дело, но вот так по-скотски нельзя, паря. Человеком надо быть.

Борман вздохнул и попробовал было встать, но раненый схватил его за рукав и потянул обратно.

— Ты знаешь, скольких она из-под огня вытащила? И все одна, одна на всех. Душа у нее чистая, как у ангела. Когда она рядом, и в бой идти легче… И умирать.

Борман наклонился ближе к уху раненого.

— Мозги мне не компостируй. Да пошел ты…

С удивительной легкостью раненый ловко перебросил через шею Бормана бинт и здоровой, неожиданно сильной рукой потянул конец бинта на себя, затягивая петлю. Лицо Бормана побагровело, он захрипел. Все его попытки освободиться не удались. Петля затягивалась все туже.

К палатке медсанбата решительно подошел Чуха. Его трясло от ненависти. Передернув затвор винтовки, он подал патрон в патронник, на мгновение закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

Нины в приемной не было. В полумраке палаты Чуха разглядел, как с кровати раненого, задыхаясь, сползал на землю Борман. На его багровой шее со вздутыми венами затягивалась марлевая петля. Раненый седой солдат душил его. Выпученные глаза Бормана закатились, ноги судорожно скользили по земляному полу, пытаясь найти опору.

— Я все понял, батя. Прости, больше не буду, — еле слышно, хрипя, прошептал Борман.

Раненый отпустил петлю. Освободившись от удавки, Борман сполз на пол. К кровати подошел Чуха и помог снять бинт с шеи. Отдышавшись, Борман затравленно посмотрел на приятеля.

— Только ребятам ничего не говори.

Молча они вернулись в окоп.

* * *

В лунном свете истерзанное боями поле казалось пейзажем другой планеты. Воронки напоминали кратеры от упавших метеоритов. Трава приобрела серый, неземной оттенок. Только назойливые комары бестактно напоминали о своем земном происхождении. Спирт прихлопнул кровососа на щеке.

— Я предлагаю сейчас. Чего откладывать? Дозор метрах в пятидесяти, никто не заметит.