– Спасибо, Володенька, и доброй вам ночи.

– Книгу не забудьте, – напомнил я.

– Володенька, я не могу принять от вас такой подарок…

– Я взял за копейки, – напомнил я. –Взгляните, там впереди лэйбл с новой ценой.

– Но все равно это великая ценность!.. Господи, этиварвары оценили, как выброшенные тапки!

Я отмахнулся.

– Петр Янович, я в стихах полный нуль. Мое пристрастие– философия, этика, религия. А это, сами понимаете, совсем другие люди…

Уже на выходе в прихожую он обернулся, книга прижата кгруди, погрозил пальцем.

– Философия – тоже книги. Так что не отгораживайтесь,мы – одни и те же люди.

Он бросил взгляд на экран моего ноутбука. Я шепотом подалкоманду, скринсейвер исчез, высветился текст, обычный текст, как в книгах.Томберг не догадывается, что автор самых ходовых видеороманов как раз я, егососед. Именно я вольно или невольно хороню остатки прежней книжной культуры,милой, наивной и допотопной.

Сейчас там на экране текст романа «Мертвые души», шрифткрупный, чтобы Томберг сразу увидел, что читаю классику, а не современнуюпорнуху, уважаю классиков, держу классиков на видном месте, время от времениперечитываю. А вообще слово «классики» произношу часто и всегда уважительно.

Томберг, однако, посмотрел на меня с мягкой укоризной.

– Но как можно читать с экрана? – воскликнул он идобавил патетически: – Не понимаю!.. Просто не понимаю, уж простите великодушно.Это же… это же нелепо! И глаза портятся.

Я покачал головой.

– Это старые представления. Помните большие безобразныемониторы, что едва помещались на столе, похожие на телевизоры?.. Вот те – да,могли влиять на зрение, если, конечно, пялиться на экран неотрывно подвенадцать часов. Ведь что такое тот экран: это та же лампа! А нынешние,жидкокристаллические, построены по другому принципу. На глаза уж никак неповлияют.

Он воскликнул еще патетичнее:

– Но а сама эта штука, этот бездушный элбук? Я хочудержать в руках именно шуршащее страницами, пахнущее типографской краской,чувствовать твердый переплет, который открывается, как раковина нежнейшейустрицы, а там дивное лакомство форзаца, дальше смотрю на титул, уже предвкушаявсе наслаждение пиршеством, уже слюньки текут, уже страницы шуршат, я слегкасгибаю страницы и бегло пропускаю под пальцами, как опытный картежник, чтотасует колоду карт, но не позволяю глазу ухватить хотя бы слово, чтобы не иметьни малейшего представления о том, что там будет в середине действия, а вы жезнаете, какая хитрая штука наш глаз: может при любой скорости выхватить слово,а то и фразу, что сразу раскроет тщательно упрятанный замысел хитроумногоавтора…

Он задохнулся, сглотнул слюну, кадык дернулся, глазасмотрели мечтательно в пространство, а пальцы нервно дергались, я видел, чтоони бережно гладят корешок, трогают торец, прощупывают наличие каптала.

– Вы так хорошо рассказываете, – призналсяя, – что я просто все это увидел!

– Но а как же иначе? – воскликнул он. – Какже?.. Я люблю, я обожаю книги!.. Я вдыхаю их запах, как женщина вдыхает самыеизысканные духи. Я смотрю на ряды их корешков, как на лучшие в мире картины,скульптуры или… да что угодно, когда-либо созданное человеком, природой илиТворцом! И как от этого дивного мира отказаться?

Я промолчал, любуясь его раскрасневшимся вдохновенным лицом.Я казался себе человеком, приехавшим на первом автомобиле, дребезжащем иотчаянно чихающем отвратительным бензином, к зданию театра, где уже ждутокончания спектакля роскошные и элегантные кареты, коляски, дрожки. Мойавтомобиль, понятно, – это слепок с кареты, только вместо коней тамвпереди примитивный мотор, что шумит страшно, дребезжит, гремит, во все щеливылетают капли грязного кипящего бензина, обжигают кожу и непоправимо пачкаютодежду. Благородные кареты сторонятся меня, грязного и нелепого, а господа,выходя из здания театра, смотрят с недоумением и брезгливой жалостью, как нанедоумка. Ну кто же сядет в такие вот чудовища, где нет приятного и привычногозапаха конского пота, поскрипывания конской сбруи, покачивания на высокихрессорах, щелканья кнута извозчика?

Нет, мелькнула у меня мысль, я уже не на таком авто. Такимибыли первые бытовые компы, двести восемьдесят шестые, где и монитор крохотный,и сеточка перед ним предохранительная, но зато появились первые тексты, которыеможно читать с экрана, хоть и ломая глаза, зато экономя на покупке книги…

– Такие экраны сберегают зрение, – сказал япервое, что пришло в голову.

– Как?

– Можно увеличить шрифт, – объяснил я. – Выэто уже делаете, не так ли?.. Можно сделать подложку другого цвета, белыйиногда режет глаз… Вообще можно приспосабливать для чтения разными способами, авот с книгой только, увы, очки!

Он спохватился:

– Самые отвратительные гости, которые задерживаются вприхожей! Извините, Володенька.

Я закрыл за ним дверь на обычный засов, к электронным можноподобрать ключи, гаркнул, почему-то злясь:

– Инет!

Над Москвой глубокая ночь, но на столбике термометра все ещетридцать. Даже с хвостиком. Я все же открыл окно, выглянул, это называетсяхлебнуть свежего воздуха, но, понятно, в современных квартирах теперь намногосвежее и чище. Так, традиция. Выйти, подышать бензином и прочими загрязнениями,сказать дежурную глупость о здоровой прогулке.

Барбос отправился в прихожую, сдернул с кронштейна поводок ипринес мне. Коричневые глаза смотрят с укором. Может быть, и без укора, нопочему-то глядя в собачьи глаза всегда чудится в них укор. Будто в чем-товиноваты перед нашими меньшими братьями. Может быть, в том, что мы все умеем, аони нет?

– Ладно-ладно, – сказал я, – только недолго.Возле дома. Я не могу позволить себе длительные прогулки, понял?

Он посмотрел обидчиво, вот и попробуй скажи, что собаки хотьчего-то не понимают, вытянул шею, чтобы я быстрее надел ошейник.

После короткой прогулки, когда Барбос в бешеном темпепобегал по газонам, изредка исчезая за гаражами, я вернулся, помыл паразитулапы – то ли не научится, то ли хитрит, перед глазами уже поплыли образы. Диванподо мной мягко прогнулся, монитор послушно развернулся в мою сторону. Я ещезастал клавиатуры, которые соединялись с компами такими короткими проводами,что приходилось сидеть прямо перед экраном… Да ладно, тогда и экраны былитакими крохотными, что с дивана хрен что рассмотришь.

Раньше, помню, поздно вечером в Инете всегда был наплывюзеров, скорость резко падала. После полуночи, когда льготный тариф, вообще неудавалось пробиться в Сеть: линия всегда забита. Сейчас же смешно вспомнить тескорости, забитый трафик, трудности дозвона. После диалапа пришли выделенки,спутниковые, Интернет-2, оптоволокно и, наконец, флеш-спринт, при котором ятрехсотгигабайтный фильм скачиваю за треть секунды. Да и то бурчу, чтомедленно.