В 1928 г. взгляды советского руководства на разграничение экономических полномочий между центром и периферией претерпели существенные изменения, отразив последний этап внутрипартийной борьбы в ВКП(б). В результате борьбы Сталина и его сторонников с «правым уклоном» умеренные политики, выступавшие за сохранение элементов рыночных отношений и экономической автономии регионов, в первую очередь Николай Бухарин, потерпели поражение, а в стране начался переход к форсированной централизации и индустриализации экономики[127]. Этот курс нес в себе серьезную угрозу национальному самоопределению советских республик и автономий в экономическом отношении. В течение 1920-х гг. наличие автономного бюджета позволяло руководству Советской Карелии стимулировать социально-экономическое развитие на территориях с преимущественно финно-угорским населением, что усиливало позиции национальной автономии. Теперь же подавляющее большинство наркоматов стало всесоюзными, и хозяйственное развитие окраин даже на уровне республик начало определяться центром. Принятие первого пятилетнего плана (1928–1932) и подчинение Карельской парторганизации Ленинградскому областному комитету ВКП(б) в 1928 г. означали фактический конец экономической автономии и постепенное исчезновение ее «типично финских характеристик»[128]. Формально особые бюджетные права сохранялись за Карелией до конца 1930 г., однако на деле они были сильно ограничены включением республики во всесоюзные планы уже в рамках первой пятилетки. Основная ответственность правительства Гюллинга заключалась теперь в контроле над исполнением планов, полученных от центрального руководства.

В грандиозной схеме индустриальных планов первой пятилетки Карелии была отведена роль поставщика сырья для советской промышленности в других, промышленно более развитых регионах, а также на экспорт[129]. Объемы лесозаготовок в 1929/30 г. возросли в восемь раз по сравнению с 1922/23 хозяйственным годом, однако для того чтобы продавать древесину на внешних рынках в условиях Великой депрессии и резко сократившегося спроса, по предписанию Москвы трест Кареллес – важнейший источник доходов республики – с конца 1925 г. начал экспортировать лес по убыточным для себя ценам[130]. Это было частью более широкой экспортной стратегии советского руководства, которое использовало все имеющиеся в его распоряжении ресурсы, включая сельскохозяйственную продукцию, для получения твердой валюты и покупки промышленного оборудования, необходимого для целей индустриализации, – политика, которая привела к голоду 1932–1933 гг. В сентябре 1930 г. Кареллес был присоединен к общесоюзному тресту Союзлеспром[131]. Лишившись доходов от экспорта леса, республика окончательно потеряла экономическую автономию.

После этого единственным обоснованием существования автономии оставались ее национальные и культурные особенности. Однако и они оказались под угрозой в результате обусловленной индустриализацией широкой миграции населения, размывавшей национальный состав республики[132]. В 1920 г., когда была создана КТК, титульная нация – карелы – еще составляла там большинство населения (60 %)[133]. Но уже в 1922–1924 гг. территория автономии была значительно увеличена за счет смежных с ней русских районов РСФСР, что необратимо изменило национальный состав республики. По переписи 1926 г. общая численность населения КАССР составляла 269,7 тыс. человек, из них русских – 154 тыс. (57,2 %), карелов – 100,8 тыс. (37,4 %), вепсов – 8,6 тыс. (3,2 %), финнов – 2,5 тыс. (0,9 %), прочих – 3,5 тыс. (1,3 %)[134].

Амбициозные задачи по модернизации экономики еще острее обозначили и другую проблему республики – острую нужду в квалифицированной рабочей силе. В слабо населенной сельской Карелии формирование рабочих кадров шло в значительной мере за счет широкомасштабной вербовки – в республику активно привлекались промышленные кадры из соседних областей РСФСР. Производственные задания по лесозаготовкам постоянно увеличивались, ввоз же сезонных рабочих – а это ежегодно были десятки тысяч человек – оказался мероприятием дорогостоящим и мало-эффективным[135]. Карельское правительство неоднократно обращалось к руководству страны с просьбой разрешить ему коренным образом пересмотреть кадровую политику. В одном из таких обращений в Совнарком РСФСР, например, говорилось: «Быстрые темпы социалистического строительства и реконструкция народного хозяйства Карелии, ее переустройство в район промышленного значения требуют такого количества рабочей силы, что удовлетворить эту потребность за счет имеющегося населения является абсолютно невозможным. Положение усугубляется крайней дефицитностью квалифицированной рабсилы и отсутствием в Карелии не только собственных национальных пролетарских кадров, но даже и основного ядра, вокруг которого можно было бы их организовать»[136].

При этом для того чтобы ослабить опасность дальнейшей «денационализации» Карелии, красные финны в предлагаемой миграционной политике делали ставку на финно-угорские народы России (тверские карелы, вепсы и ингерманландцы) и финнов из-за рубежа. В частности, выход из положения виделся республиканским властям в расширении переселенческих мероприятий и в увеличении притока рабочих-финнов из Северной Америки. Лучшие из более чем 300 тыс. финляндских иммигрантов, проживавших к началу 1930-х гг. в США и Канаде, по замыслам карельского руководства, должны были составить костяк национальных пролетарских кадров республики[137].