Откинувшись на спинку, Генрих сложил руки на груди и прищурился.

— А матушка-то знает о твоих планах? Или… мы скажем ей после, когда досконально всё решим?

— Скажем после, — кивнул сын.

Внутри короля так и закипела радость.

Он не возразил против «Мы скажем»…

Какой очаровательный ребёнок! Умный ребёнок! Его ребёнок!

— Но до этого, — добавил он, — мы должны кое о чём условиться.

Положение складывалось весьма щекотливое.

Можно было сколько угодно восхищаться догадливостью и умом будущего дофина, но забывать при этом о безопасности — преступно. Мало ли, с кем мальчик может общаться? Да, пока они с матерью не покидали пределов Гайярда — из соображений той же безопасности, по просьбе самого Генриха, поддержанной и Жильбертом д’Эстре, и Старым Герцогом. Пришлось выдержать несколько баталий с Аннет, пока у самых стен замка не перехватили одного отравителя, пытавшегося взломать зачарованную тайную калитку в сад, и не подстрелили с башни крылатую тварь, по рассказам — чрезвычайно похожую на ту, что бросалась на обоз восточной гостьи. Пока не закончится расследование с устранением всех недоброжелателей — Генрих не рисковал приглашать любимую женщину в Лувр, даже в тайные покои. Как ни прискорбно, но Гайярд, живой замок с собственной душой, был безопаснее и надёжней.

— Есть некоторые сведения, — медленно начал он, — которые, попав в недобрые руки, могут навредить тем, кто нам дорог. А за вами с матушкой, мой мальчик, давно уже идёт охота. И вот, пока я не выясню, не отловлю и не покараю…

Мальчик заворожённо уставился на его стиснутый мощный кулак.

— Н-да. — Перехватив взгляд, король ободряюще улыбнулся и расслабил пальцы, встряхнув кистью. — Так о чём я? О нашем разговоре, как и о твоих замыслах, ты не должен говорить ни с кем, ни намеренно, ни случайно. Когда я говорю — «ни с кем», подразумеваю и самых доверенных лиц, и прислугу, последнюю особенно, ибо не всех мы знаем в лицо, а среди слуг, которые вездесущи, шпиона внедрить куда легче, чем заставить кого-то, равного по происхождению, втереться тебе в доверие… Понятно?

— Да, сир!

Его Величество половину короны отдал бы сейчас, чтобы услышать: «Да, отец!» Но, скрепя сердце, признал, что и без того немалого достиг: сын уже не избегает встреч, мало того: они теперь единомышленники!

А главное — он разрешил жениться на его матери!

Одобрил, значит…

Непременно надо разобраться с его учителями. Мэтр Оливье, говорите? Прекрасные игры для развития ума вы подкидываете будущему государю, надо отдать должное.

— Нам многое нужно обсудить, — сказал вслух. — Встретимся здесь же, вечером. А сейчас — я бы попросил, господин Анри, — он подмигнул, не теряя при этом официального тона. — Проведайте матушку и успокойте её. Пусть даже она немного пожурит вас за неподобающий вид, но на время забудет о наших разногласиях. Кстати, чем это вы занимались?

Анри смущённо покосился на почти оторванный рукав. Потёр ободранную щеку.

— Котёнка снимали с дерева. Ой, сейчас, наверное, Жилю влетит, он сестрёнку не удержал, а Мари за нами на дерево полезла и платье порвала… Девчонка, что поделать!

— Дело хоть того стоило? — серьёзно спросил король.

— А как же! Он такой тощий, грязный и красивый, непременно надо было спасти! Его Маркиз притащил, а сам куда-то делся, вот он и залез на дуб с перепугу, а слезть боялся.

— Тощий, грязный и красивый…

Оставалось только покачать головой.

Сын-то у него — настоящий мужчина!

— Маркиз зря воспитанников не набирает. Что ж, жду вас на этом же месте в шесть часов вечера, господин Анри.

— Слушаюсь, сир!

Вскочив, мальчик торопливо поклонился. И лишь сверкнули подошвы его крепких башмачков, испачканные влажным после дождя песком парковых дорожек.

Только теперь король прикрыл лицо ладонью, и с облегчением рассмеялся, сдержав рвущееся рыдание. Он и сам не понимал, как напряжён, пока внутри что-то не распрямилось, как разжатая пружина в часах-луковице… Анри, наконец, сделал шаг навстречу.

Внимание его привлекло робкое мяуканье. Бесшумно ступая серыми от грязи лапками, останавливаясь на каждом шажке, в беседку крался котёнок-подросток… Совершенно верно: «тощий, грязный и красивый». Бывший, по всей вероятности, от природы белым и когда-то пушистым. И с разноцветными глазами — жёлтым и голубым.

Присел от страха, когда громадный человек протянул к нему ручищу.

Но от большой ладони шло тепло и пахло чем-то вкусным. Неудивительно, ведь человек таскал с собой в кармане сахар и хлеб для своих любимцев на конюшне…

За пазухой у него было тепло и уютно.

— Пойдём со мной к матушке Денизе, — бухнуло над лохматой головой. — Она и накормит, и отмоет… Отвезу тебя в новый дом, большой и красивый… Ты случайно не Подарок Судьбы, а, парень?

И добавил совершенно непонятно:

— Назову-ка я тебя Фортунатом…

***

Милый, милый маленький Анри…

Ради него Аннет шла на всё. Если бы даже маркиз де Клематис оказался бы старым распутником и сластолюбцем — стерпела бы, лишь бы сын считался законнорожденным; но, хвала Всевышнему, её муж оказался настоящим рыцарем, добрым и чутким, пусть несколько взбалмошным, иногда позволяющим себе ребячьи выходки, иногда чересчур простодушным и доверчивым себе во вред. С последствиями его беспечности пришлось разбираться другим. Пусть не сразу, но со временем и ценой немалых трудов новоявленная маркиза поставила на место и обнаглевших соседей, «забывших» о тысячных долгах золотом, выклянченных когда-то под слёзные просьбы о помощи и клятвы о немедленной отдаче после поправки дел; и старост шести деревушек. Мужики, все, как на подбор, дюжие и здоровые, впадали в старческое слабоумие и старательно тупили при словах «работа», «налоги», «барщина». Плохо пришлось бы новой хозяйке, ибо особо наглые дворяне смеялись и намекали на неясное происхождение — правда, за спиной, в глаза всё же побаивались; а обленившиеся пейзане уже грозились взяться за вилы. Однако вовремя прибывшие с «Новой Энн» Джон и Одноглазый Хью быстро придали словам и действиям новой хозяйки вес и убедительность.

Первый, как бывший тайный агент и мастер по подходам к представителям любых сословий, взял на себя соседей-аристократов, и нашёл для одних — нужные ключики, для других — любимые мозоли; третьи же оказались достаточно умны. Не дожидаясь прибытия судейских и описания имущества на продажу за долги, либо возможных громких скандалов, поспешили восстановить добрые отношения с семейством де Клематис. Как-никак, он тоже Валуа, представитель правящей династии, как это они забыли?

Бывший же боцман Хью, не стеснявшийся и без госпожи проехаться по деревням, важного господина из себя не строил. Просто и доходчиво он объяснил, что к господам маркизам нужно бы относиться с должным почтением, долг свой холопский не забывать, и тогда — ежели крестьяне станут вести себя смирно и по-божески, то и к ним отнесутся также. А вот за вилы и топоры ответ, с той же божьей помощью, прилетит незамедлительно — в виде пушечных ядер с побережья, которое совсем недалече. Посредством бравых карающих ангелов из бывшей абордажной команды. И судейских лишний раз не тревожить, они — для благородных, а с чёрной костью кто попроще разберётся.