Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он только одно письмо прислал?
— Угу, — кивнула Зоя. — А уж я ему писала! Раз двадцать писала. И ни ответа, ни привета. Все вы мужики…
— Я помню, — кивнул Турецкий, и Зоя вдруг прыснула, зажав рот ладонями, и хохотала минут пять. До слез.
— А атом, как эти ребята жили здесь, что делали, можете мне рассказать? — спросил он, когда она наконец отсмеялась.
Зоя кивнула с удовольствием — по всему было видно, эти воспоминания доставляют ей удовольствие.
— Хорошо жили. Ели много. Спали много. В футбол гоняли, видик смотрели. Артурчик говорил, они ждут, пока все соберутся. Вначале их совсем мало было, а когда уезжали, семьдесят шесть человек набралось. Под конец уже какие-то занятия у них начались, книжек им навезли целую библиотеку. Потом они эту библиотеку с собой увезли, а одну забыли…
Турецкий смотрел на нее вопросительно. Зоя вздохнула:
— Я ее домой унесла, думала, может, хватятся.
— Сохранилась книжка?
— А как же. Мне-то она без надобности, а выбросить жалко… — Она вытащила из шкафа книгу и протянула Турецкому.
— Давайте я у вас ее куплю?
— А что ж, и давайте!..
Сулимов А. Д. Каталитический риформинг бензинов.
Заварзина Зоя так и не вспомнила. Зато свела Турецкого с хозяином «Зеленого берега», который рассказал, что военные были отличными клиентами, оплатили восемьдесят койко-мест с питанием и даже ущерб за сломанную беседку возместили. Но поскольку платили они наличными, то никаких концов теперь конечно не найти. Тем более спустя почти два года.
Номер воинской части с конверта Артурчика в реестрах отсутствовал. И тем не менее у Турецкого было уже достаточно зацепок, чтобы продолжать поиски.
Благодаря пейзажу на фотографии он был уверен, что Заварзин и Артурчик (Белоконь Артур Денисович, 1984 г. р., уроженец г. Ижевска, химик-технолог, холост, родителям с октября 2006-го не писал) служат в Чечне. А тот факт, что формировали их подразделение под Ростовом, давал достаточно оснований предположить, что оно входит в состав Северокавказского военного округа. По обрывочным данным из самых разных источников, в основном из всякой тыловой, инженерной и хозяйственной документации, Турецкий выудил косвенные упоминания о четырех засекреченных объектах подчинения СКВО, расположенных на территории Чечни в предгорьях Кавказа.
Турецкий позвонил в Москву и сказал Голованову, что выезжает в Чечню. Голованову эта новость совсем не понравилась. Он долго сопел в трубку, потом сказал:
— Знал бы я, во что это выльется, ни за что не стал бы тебя просить… Твоя Ирина сожрет меня, пожалуй.
— А я тебя предупреждал, помнишь?
— Накаркал ты, а не предупреждал…
— Да брось, — засмеялся Турецкий. — Чечня, не Чечня… Первый раз, что ли? Дело тут нечистое, надо копать до конца.
— Только не перестарайся, — буркнул Голованов. — Ладно, что тебе понадобится?
— Экипироваться бы…
— Это как раз несложно. У нас в Ростове — партнеры, адвокатская консультация, а при нем детективное агентство. Записывай адрес…
Пришлось заехать в Ростов. В принципе это было неплохо — остановиться на сутки в гостинице, поесть, помыться и отоспаться. Неизвестно ведь, что предстоит.
Сыщики снабдили Турецкого всем необходимым, а шеф адвокатской конторы Аркадий Арнольдович Хайкин, бодрый семидесятилетний мужик, угостил отличным ужином, за которым сам играючи уговорил бутылку «Ахтамара». Турецкий смотрел на него и радовался. Пока такие старики есть, не пропадем.
— Аркадий Арнольдович, а что такое — водить обезьяну? Что это значит?
— А где вы слышали? — с любопытством спросил Хайкин.
— В маршрутке услышал, когда с вокзала ехал. Дед внуку что-то такое говорил, вроде: я в твои годы уже обезьяну водил… Как-то так.
— Может, ночную обезьяну, Александр Борисович?
— Точно.
— Был в Ростове обычай такой — водить «ночную обезьяну». Давно это было… Началось, рассказывали старики, еще до революции.
— В чем же он заключался, этот обычай?
— Да в том, что долгими летними вечерами, плавно переходящими в утра, в любой дом могла постучаться веселая компания. И разбуженные хозяева, нисколько не удивляясь, принимали, поили чаем, присоединяли свои голоса к этому ночному хору — пели песни, свои и чужие, стихи читали, и компания шла дальше, в следующий дом. «Ночная обезьяна» обрастала по пути новыми «водящими», теряла кого-то, кто уходил спать, но в целом это была довольно многочисленная толпа человек в восемь— десять — пятнадцать. И, кстати, не пьяные.
— Почему же не возражали соседи? — заинтересовался Турецкий.
— Кто его знает… была полная уверенность, что никому это не только не мешает, а просто… все счастливы, а будет — еще лучше, живем мы так, дескать, и все тут…
Живем мы так, повторил про себя Турецкий. Жили, точнее. Неплохо ведь, получается, жили. Было что-то такое, что потеряли, на свободу поменяли. Спокойствие? Нет, не совсем. Комфорт? Да какой уж там был тогда комфорт… Словами, пожалуй, и не измеришь.
Из Москвы позвонил Голованов.
— Саня, есть новости. Точнее, новости про то, что ничего нет.
— Не понял.
— Эта машина, которая сбила жену нашего парня…
— Что с ней?
— Она исчезла.
— С места происшествия?
— Да нет, из истории. У ментов дело пропало. И даже следователя, который его вел, не могут найти.
— Ну ничего себе, — оценил Турецкий. Если уж Голованов с его многолетними ментовскими связями не смог найти концов давнего ДТП… Здорово все подчистили. — Кто же ее сбил?..
— Боюсь, это мы теперь узнаем, только если ты Заварзина найдешь. Так что уж постарайся.
— А что с делом Мальцева?
— Работаем, — буркнул Голованов и дал отбой.
Хайкин на прощание рассказал профессиональный анекдот:
— Идет бурный судебный процесс по делу об ограблении банка. Председатель жюри присяжных зачитывает решение: «Мы, присяжные заседатели, единогласно решили, что обвиняемый невиновен по всем четырем статьям обвинения в ограблении банка». Родственники и друзья подсудимого бросаются поздравлять его с победой, а адвокат говорит ему: «Ну вот, видишь! А ты боялся загудеть за решетку до конца своих дней». Подсудимый смотрит одуревшими глазами и тихонечко спрашивает: «Невиновен? Так мне что… и деньги теперь не надо банку отдавать?»
Турецкий улыбнулся и подумал: вот это уже про наше время.
Дэн, нагибаясь под деревянными балками, шел по пыльному чердаку. Шел уверенно — явно уже бывал здесь. Пару раз рядом шмыгнуло что-то, может, мышь, может, кошка, но он не обратил внимания, даже не вздрогнул.