Изредка поглядывая в бинокль, Турецкий жевал тушенку и соображал, что делать дальше. Внутрь бетонного периметра попасть можно. Непросто, но можно. Конечно, он рискует подорваться на мине, получить пулю от караульного или просто — быть пойманным…

На базу въехала колонна из шести «Уралов», они везли то ли щебенку, то ли глину. Несмотря на то что машины прошли совсем рядом с ним, буквально метрах в пятидесяти, Турецкий так и не разобрал, какой именно груз они везут, — кузова сверху были прикрыты брезентом. Грузовики скрылись в воротах одного из ангаров, а через сорок минут ушли порожняком.

…Но бог с ним, с трибуналом, не факт, что удастся отыскать там, внутри, Заварзина. Даже если он там…

Тут внимание Турецкого привлек караульный. Положив на землю автомат, он плоскогубцами прикручивал к скобам на столбе концы отвалившейся колючей проволоки. Работал неумело, то и дело накалывался, по губам можно было прочесть, как он матерится. Турецкий видел его во всех подробностях: скривленный рот, несвежий подворотничок, тусклая общевойсковая эмблема на воротнике застиранной «афганки», круглая нашивка СКВО на рукаве… Не нужна даже снайперская винтовка. Из-за любого куста элементарно можно снять этого горе-бойца из автомата, а он свой даже не успеет поднять. Караульный, так и не закончив работу, плюнул, забросил автомат на плечо и ушел.

…А что, если этот объект вовсе не армейский? Что, если это подделка под армию? Ведь, в конце концов, караульные в полевой униформе и несколько платежек, прошедших через финансовое управление Северокавказского военного округа, еще не доказывают реальную принадлежность базы к Вооруженным Силам Российской Федерации. В 1952 году, например, было ликвидировано целое фиктивное Управление военного строительства, возглавляемое неким инженер-полковником Павленко. Арестовали около трехсот человек: якобы офицеров, сержантов и рядовых. Выяснилось, что десять лет (!) в Советской армии действовала фальшивая воинская часть со своим «штабом», «разведкой», «контрразведкой»!!! В начале войны недоучившийся студент, этот самый Павленко, сбежал из воинской части и, благополучно миновав заградотряды, оказался в тылу, в Калинине. Там дезертир лег на дно, отсиделся какое-то время, а потом создал подконтрольную только ему воинскую часть. Все началось с того, что приятель Павленко, профессиональный мошенник, из резиновой подошвы вырезал гербовую печать. Потом появились штампы, бланки, продовольственные аттестаты, командировочные удостоверения и прочие деловые бумаги, набрали людей. Более того, часть «шла» военными дорогами и закончила свой «боевой путь» под Берлином, шествуя за спинами истинных победителей. По фиктивным чекам так называемая боевая единица получила свыше 25 миллионов рублей. И это в то время, когда народ голодал, горбатился у станков, отдавал самое последнее фронту… Потом, конечно, «инженер-полковника» расстреляли, остальных посадили. Однако каков прецедент! Чем черт не шутит…

Но полчаса спустя, разрушая предположения Турецкого, над базой завис армейский вертолет. Настоящий, с реальным бортовым номером. Номер Турецкий записал. Вертолет приземлился на маленьком пятачке между цехами, и из него высадились реальные офицеры. Среди них выделялся штатский. Но и в нем было что-то от военного. Хотя бы орлиный нос и желтоватые щеки в морщинах. К тому же он показался Турецкому знакомым. Во всяком случае, сильно напоминал офицера Генерального штаба Банникова. Турецкий даже был с ним единожды знаком — года три назад их познакомил Голованов, они вместе служили в Афгане. Но могло ли это быть на самом деле? С одной стороны, они выпили тогда втроем по бокалу пива в футбольном ресторане «Пять оборотов» на Садовом… Он не был уверен… А с другой стороны, почему бы и нет? На войне как на войне. И кстати, один из вариантов подписи подполковника-вербовщика читался как «Бани». Значит, не «Бани», а «Банн».

Вертолет пробыл на базе около трех часов и улетел в сторону Грозного.

Было уже около десяти вечера. Турецкий сменил место дислокации — отполз со своего пригорка и перебрался в ближайший лесок.

Немного поплутав и найдя подходящую ложбину между двух деревьев, он устроил себе ночлег. В лесу пахло прелью, листва была до того нежной, что, казалось, и она большую часть времени проводит под землей, как боевики-чеченцы в своих норах в горах. Турецкий, стараясь не шуметь, сломал несколько крупных веток с листьями, которые положил под себя и сверху. Холодно не было, и заснул он сразу — слишком устал, сказывалось напряжение. Приснилась Москва, он как-то сразу понял, что это сон: слишком диким было все происходящее. Он ехал в метро. Вдруг раздался спокойный голос машиниста: «Внимание, сейчас начнется газовая атака!» Никто не стал паниковать, в руках пассажиров откуда-то появились противогазы, один только Турецкий мотался как неприкаянный среди этих «слоников», ловил ртом отравленный воздух, захлебывался и медленно умирал…

Он проснулся от того, что пронзительно орали сойки. Уже рассвело. Турецкий сделал глоток из фляги и осторожно снял с себя ветки. Спустя четверть часа он уже был на своем наблюдательном посту — в зарослях боярышника.

Когда через полтора часа Турецкий увидел колонну «Уралов», он не стал долго раздумывать. Было совершенно ясно, что попасть на базу в кузове грузовика проще, чем пробираться пешком через минное поле и два охраняемых периметра. Он короткими перебежками спустился с холма, ползком добрался до дороги, залег. Дождался, пока машины пройдут мимо, и бросился догонять последний грузовик, стараясь не попадать в зону заднего обзора водителя. Хорошо, колонна шла медленно. Подпрыгнув и уцепившись за борт, Турецкий под тянулся и перевалился в кузов. В кузове была глина. Он забрался под брезент.

Колонну не досматривали. Она беспрепятственно прошла в распахнутые ворота, которые тут же захлопнулись. До ангара, в котором грузовики разгружались вчера, было несколько минут езды. Турецкий мог только гадать, какой там порядок разгрузки и сумеет ли он прямо в ангаре незаметно выбраться из кузова, поэтому он решил сойти пораньше.

Он приподнял брезент. Грузовики ехали между цехами, и Турецкий, теперь уже с близкого расстояния, убедился, что никакие это не цеха, а сбитые из фанерных щитов и листов гофрированного железа коробки — макеты. И самая большая цилиндрическая конструкция тоже была слеплена из фанеры и довольно грубо покрашена серой краской.

Зато за цехами он теперь увидел нормальное кирпичное здание — казарму. Со своего наблюдательного пункта на пригорке он ее заметить не мог, поскольку казарму полностью прикрывал бетонный забор, к которому она прижалась вплотную. Возле казармы стояли и курили два парня в синих комбинезонах. Туда, в казарму, нужно будет наведаться обязательно, решил Турецкий. А пока, дождавшись удобного момента, когда грузовик притормозил, а вокруг никого не было, он выпрыгнул из кузова, юркнул в пространство между строениями, ползком забрался в укромный уголок и замер.

Около часа он лежал, практически не шевелясь, прислушивался, присматривался. За это время ни одна живая душа не прошла мимо, не поднялась тревога, грузовики спокойно уехали, разгрузившись. Значит, его проникновение осталось незамеченным.

Немного осмелев, Турецкий прополз к одному из цехов, осторожно отодрал уголок фанерного листа из обшивки, заглянул внутрь. Фанерный каркас скрывал от посторонних глаз нечто вроде насосной станции — замысловатое переплетение труб довольно большого диаметра с вентилями, клапанами, датчиками. Около навороченного пульта управления — несколько шкафов с тумблерами, кнопками, ручками, экранами, индикаторами и прочими непонятными живыми, мигающими штуковинами — дежурил один человек в таком же синем комбинезоне, как были на парнях около казармы. Цветом волос и фактурой он на Заварзина не походил, поэтому Турецкий не стал обнаруживать своего присутствия.