Он подошел к чердачному окошку, выходящему на крышу, открыл его. Выглянул наружу. Внимательно посмотрел на что-то. Бережно вытащил свой кофр, расстегнул… Снова услышал шуршание за спиной. Обернулся. Нет, никого. Возможно, показалось. Дэн посмотрел на часы. Опять выглянул из окна. Светило яркое солнце, окрестные дома были как на ладони и даже церковь, что рядом с посольством. Внизу, в переулке, видно каждого прохожего.

Дэн для удобства движений скинул куртку, стал доставать что-то из кофра и… не успел. Сзади навалился Плетнев, заломил руки, выбил и отбросил на пол кофр. Тот упал с глухим стуком. Но это было уже не важно и не опасно — никто не пойдет на чердак со взрывным устройством. Дэн тщетно пытался отбиться, вырваться. Не тут-то было. Плетнев защелкнул наручники у него на запястьях, но не сзади, а спереди. Дэн захрипел:

— Какого черта ты делаешь?!

Плетнев отпустил его и стоял рядом с оценивающим видом. Дэн шумно дышал, сидя на чердачном полу, и рассматривал наручники на своих руках.

— Чего надо, я спрашиваю?!

— Мне чего надо? — улыбнулся Плетнев. — Не дать тебе сделать то, что ты собирался.

— Что за бред?! Первый раз про такое слышу! Кому мешают мои фотографии?!

Улыбка медленно сползла с лица сыщика. И он сделал то, что уже давно следовало, — поднял с пола кофр.

Дэн сказал с откровенной злобой:

— Испортил кадр, дурак!

В кофре лежал фотоаппарат «Никон» с огромным длиннофокусным объективом. И больше ничего. Плетнев растерянно вертел его в руках.

Дэн встал и, несмотря на наручники, выхватил у Антона фотоаппарат. Тщательно осмотрел.

— Твое счастье. Линза цела. И электроника вроде тоже. Разбил бы мне камеру — я б тебя… порвал! Хоть ты и бугай. Ты вообще откуда на мою голову взялся? Это же ты в сквере был, да?

— Частный детектив. — Плетнев показал корочку. — Кажется, произошла ошибка.

— Кажется, — проворчал Дэн.

Плетнев решил подсластить пилюлю:

— Ты тоже нехилый. У меня из этого захвата никто даже не рыпается.

Дэн, кряхтя, подошел к окну. Посмотрел в видоискатель, несколько раз щелкнул затвором. Оглянулся на смущенного Плетнева, который все еще не мог решить, как вести себя дальше. Прокол так прокол!

— Иди сюда, — сказал Дэн. — Вот, вот, смотри! Уже не то, блин. Солнце левее ушло, уже рефлекса на куполе нет… Но все равно… — Он протянул фотоаппарат.

Плетнев посмотрел в видоискатель. Объектив был направлен почти на горизонт. Солнце так освещало купол церквушки, что казалось, будто этот свет льется не сверху, а возникает в самом городе, изнутри улиц.

Плетнев вздохнул и вернул камеру владельцу.

— Да-а-а… Обалдеть. Так ты ради этого здесь?

— Само собой.

Плетнев все-таки смотрел на него с недоверием, и Дэн счел нужным объяснить:

— Два месяца ходил. Лаз нашел между домами. Потом по времени ошибался. Солнце уходило. Два раза приходил вовремя, а небо тучами затягивало. Теперь вот ты…

— Ну, извини. Работа.

Дэн махнул рукой:

— Да понимаю. Сам с криминальными — ну, с криминальными репортерами — работаю. Это, — он показал на небо, — так, для себя. Я же газетный фотокор. Социалка, горячие точки…

— Значит, криминальные — это журналисты?

— Я же сказал только что. — Дэн посмотрел на него непонимающе.

— Я про разговор с Дашей. Я вас прослушивал. Рядом все время был.

— Вот оно что… — Дэн нахмурился.

— Когда она тебе спросила о «криминальных», она это имела в виду? — не отставал Плетнев. — Журналистов-репортеров?

— Ну да!

— И никого другого?

— Говорю же! Даша знает, что я с ними работаю, дружу. А они дружат со всякими детективными агентствами, да и с ментами частенько. Вот Даша и просила их подключить, чтоб поскорей убийство раскрыли. — Тут Дэн смутился: не сказал ли чего лишнего, но махнул рукой: — Знаешь, небось, какое? Ты же поэтому за нами следил?

— Да уж…

Дэн навел на Плетнева объектив. Объектив повыдвигался взад-вперед.

— Не возражаешь, если поснимаю портретно, а? Мне еще в сквере твоя репа понравилась. Фактурный ты хрен.

— Сам хрен. Только пленку потом отдай мне.

Дэн кивнул и щелкнул несколько раз подряд.

— Я все-таки не понял, зачем Даше какое-то еще агентство, когда замгенпрокурора Меркулов за это дело взялся и мы помогаем?

— Так она не верит никому. Ей чем загадочнее — тем круче. Все, кого она знает, — типа, обманщики и понтярщики. — Дэн продолжал фотографировать.

— Почему?

— Потому что она сама такая.

— Слушай… ты как-то… не по-мужски о женщине говоришь.

Дэн усмехнулся:

— А она мне не женщина.

Плетнев выставил руку вперед — щелчки камеры стали напрягать.

— А кто ж она тебе?

— Она?.. Нет, ты уж не закрывайся. Лучше сядь теперь вот сюда, вот так повернись… ага… Она мне мама.

— Кто?! — поперхнулся Плетнев, вставая на ноги.

Дэн продолжал фотографировать ошеломленного Плетнева. Впрочем, это уже больше была игра: Антон не протестовал, чтобы бритый фотограф чувствовал себя в своей стихии.

— …Короче, сам понимаешь. Ей девятнадцать, мужа нет, родители строгие, отец узнает — вообще убьет, все дела. Ее родители — лимита, в Москву приехали, на заводе вкалывали, чтоб ей образование дать.

— Понятно. Провалилась в этом году — поступай на следующий, без вариантов. А пока — работай, помогай папе с мамой, мало, дескать, мы на тебя горбатились?

— Да. Короче, она с пузом за три месяца до срока сбежала в Питер, мыкалась там по знакомым…

— Решила, что ли, там родить и бросил»?

— Точно. А в роддоме с ней лежала моя мама…

Плетнев снова поднялся на ноги:

— Кто?!

В Чечне все оказалось несколько проще, чем предполагалось. Подобравшись к секретным объектам поближе, Турецкий выяснил, что три объекта из четырех относятся к 22-й бригаде специального назначения. И хотя бригада подчинялась непосредственно Главному разведывательному управлению Генштаба ВС РФ, то есть, отбирая туда призывников, офицеры могли, не стесняясь, писать «отбыл в распоряжение Генштаба», Турецкий прекратил разработку в этом направлении. 22-я бригада — это самый-самый спецназ, без всяких сопутствующих химических производств и геологических разведок.

Оставался единственный засекреченный военный городок. Турецкий нашел его километрах в пятидесяти к югу от Шали. Рано утром он организовал себе в военной комендатуре машину. Нужно было преодолеть небезопасный перевал, и в комендатуре Турецкому все в голос не советовали ехать. Коменданта на месте не было, но его помощник, белесый капитан Вешняков, пивший крепкий кофе чашку за чашкой, объяснил, что в «городок» вообще никто не ездит, а у тех, кто ездит оттуда, — спец-пропуска, с которыми даже и в Грозном нигде не останавливают.