Видел свое лицо и содранную кожу в руках святого Варфоломея, чей нож обагрился кровью грехов Сальваго; еще там был рогатый Харон, вестник смерти с гротескно выпученными глазами; там был Минос, судья в царстве Аида, и да, именно он, Сальваго, сидел на веслах в лодке прóклятых и плыл по реке Ахерон; адское течение побеждало, затягивая его в огненный водоворот…

Он проснулся от собственного крика:

– Помилуй меня, Отец, ибо я согрешил!

Сальваго звал священника, но теперь в его словах не было корысти, это был крик человека, искренне раскаявшегося в своих грехах. Три недели он восстанавливал силы и молился. После всего, что он пережил, у него вдруг появилась цель в жизни – перед ним простиралась славная дорога к искуплению.

Джулио Сальваго, распутный сын аристократа, принял решение стать священником.

Он поступил в семинарию Святого Марка в предгорье неподалеку от Мессины. Впервые в жизни он по-настоящему посвятил себя делу. Впервые в жизни не лгал и стал так же предан вере, как раньше кутежам. Он отличался невероятным рвением, поражал своих наставников тем, насколько быстро осваивал теологию.

Простая жизнь в семинарии пришлась ему по душе, и Сальваго научился находить в ней удовольствие. В келье не было ничего, кроме кровати, умывальника и распятия на стене. Сальваго стал пасти коз, принадлежавших семинарии. Кроме него, никто на эту работу не вызвался. Он брал с собой молитвенник и флягу с водой, надевал сандалии и шерстяную рясу и целыми днями бродил со стадом по Пелоританским горам, соблюдая пост и размышляя. В пронизывающем ночном холоде и палящем дневном зное он радовался близости к Творцу. Ближе к весне он ночевал на скалах, глядя в бескрайнее ночное небо, а днем созерцал виноградники, спускавшиеся по холмам к морю. Восход сменял закат, а закат – восход. Его козы паслись, а он молился и поражался тому, что в его прошлой жизни напрочь отсутствовала истинная красота мира Божьего.

Рукоположение Сальваго состоялось, когда ему шел двадцать шестой год. Год он провел в Палермо скромным помощником епископа. Это было временное назначение в ожидании первого настоящего задания. Он усердно трудился и отличался послушанием, поэтому все считали его образцовым священником. Вкупе с нужным происхождением и нужными связями, казалось, ему предначертано судьбой добиться высокого положения в Церкви. Сочетание характера, высокой морали и родословной делало его идеальным кандидатом, не раз говорил ему епископ. Втайне Сальваго был с ним совершенно согласен, хотя и понимал, что впадает в грех гордыни. Да, он амбициозен. Да, он жаждет подняться выше в иерархии и занять достойное место. Так, по его мнению, он сможет наилучшим образом служить Господу. Он верил, что Господь неспроста сотворил чудо его обращения именно в Сикстинской капелле, что Господь хочет его возвращения в Ватикан, где Церковь сотрясали великие реформы. Сальваго сам изменился, а теперь измениться предстояло Церкви. И он хотел быть причастным к этому. Епископ обещал замолвить за него словечко во время следующего визита в Рим.

Когда наконец стало известно, куда его назначат, всем мечтам Сальваго пришел конец: назначили его совсем не в Ватикан.

Мальта!

Сам он там никогда не бывал, но об острове был наслышан. Во всех смыслах этого слова Мальта была полной противоположностью Риму. Несмотря на разочарование, он смирился с назначением, веря, что, когда придет время, Господь раскроет его истинное предназначение. Он находил утешение в том, что, по крайней мере, будет рядом с сестрой Анжелой, которая вышла замуж за мальтийского дворянина. Они жили в Мдине, совсем рядом с новым приходом Сальваго.

Готовясь сойти с корабля и ступить на землю Мальты, он узнал, что священник, помощником которого он должен был стать, лишен сана. Подробностей не раскрывалось, но это означало, что Сальваго станет капелланом, главным во всем приходе. Перед ним открывались замечательные перспективы – так быстро получить столь ответственную должность.

Остров показался Сальваго мрачным и серым местом, нищим и бесплодным. Отсюда было рукой подать до Венеции или Флоренции, но Мальта застряла в прошлом веке; по сравнению с шелком Возрождения, она все еще одевалась в мешковину готики. Процветавшие в Риме идеи здесь, в Биргу, засыхали на корню.

Однако он был намерен всецело посвятить себя служению. В его приходе числилось триста душ, и, без сомнения, они нуждались в том, чтобы прийти к Христу. Воистину он сразу понял: эти люди живут в юдоли страданий. Люди, конечно, тут отсталые и неграмотные, больные телом и бедные разумом, верившие в суеверия и магию, но все же всей душой преданные христианству.

Местная церковь обветшала. Водостоки обвалились, стены рассыпались. Алтарь разбит, без убранства. Он написал отцу и попросил у него денег, а также обратился с мольбой к своему зятю, барону Антонио Буке, чтобы тот пожертвовал церкви во спасение своей души. Бука возразил, что церковь Святой Агаты даже не находится в его приходе, да и большим собором не является, но его жена Анжела, сестра Сальваго, изводила мужа до тех пор, пока он, поворчав, не сдался. Вскоре церковь преобразилась: балки заменили, крышу покрыли черепицей, стены заново побелили. Итальянский рыцарь, с которым Сальваго когда-то кутил в Венеции, пожертвовал церкви семейный гобелен, и теперь «Тайная вечеря» закрывала стену над алтарем. Сам алтарь украсила небольшая, но изящная Дева Мария из чудесного белого каррарского мрамора. Сальваго заказал новый колокол у латунщиков в Милане. Повесить колокол было некуда, поэтому его хранили в ризнице. Сальваго не спешил, ожидая, когда накопит достаточно денег на строительство колокольни.

Шли годы. Сальваго усердно трудился, жил скромно и находил такое существование отрадным. Однокомнатный домик приходского священника располагался прямо за церковью. У Сальваго было две сутаны: альба из белого хлопка с поясом и казула, богато расшитая золотыми геральдическими лилиями. Помимо этого, у него имелась одна пара сандалий, четки, бревиарий в кожаном переплете и один предмет роскоши, подаренный ему гордым отцом, когда тот узнал о рукоположении сына: серебряное распятие, украшенное безупречными рубинами. Больше Сальваго ничего и не было нужно. Если у него появлялись лишние деньги, он тут же отдавал их самым нуждающимся семьям прихода или продолжал скромный ремонт церкви.

И хотя Сальваго много времени посвящал самой церкви, он никогда не забывал о своей первостепенной задаче – заботе о нуждах прихожан. Он страдал вместе с ними во время засухи, голода и чумы. Он делил с ними радость на свадьбах и праздниках. Он крестил их младенцев, проводил обряд конфирмации подросшим детям и хоронил покойников.

Бóльшую часть того дня он занимался делами одной из таких семей. Услышав новость о похищении сына Боргов, он сразу же отправился к рыцарям ордена в форт Сант-Анджело. Поскольку Сальваго был аристократического происхождения, он с легкостью вращался в этих кругах, даже став священником. Епископ часто использовал его для взаимодействия с орденом или для восстановления отношений с семьями, составлявшими цвет местного дворянства. Сальваго тут же пропустили к великому магистру, но священнику повезло не больше, чем Марии, которая говорила с одноглазым испанцем накануне. Великий магистр изменился в лице, выслушав мольбу Сальваго о помощи.

– Только не эти глупости! – отмахнулся де Омедес. – У меня нет свободных кораблей! Ни для спасения одного пленника, ни для спасения сотни!

От него Сальваго отправился в Университá. До того как император Карл V подарил Мальтийские острова рыцарям, главным органом управления здесь был Университá. С годами его авторитет оказался окончательно подорван, потому что рыцари полностью взяли на себя защиту островов и узурпировали власть. Здесь Сальваго приняли более благосклонно, однако толку он все равно не добился.

– Я бы очень хотел помочь вам, дон Сальваго, – развел руками чиновник, – но у нас нет галер, чтобы организовать погоню. Вам надо просить орден.

Сальваго пошел на пристань. Там пришвартовался на пополнение запасов греческий капер – одна из множества христианских галер, которые охотились на мусульманские корабли с разрешения Сицилии.

– Думаю, алжирцы, – вежливо, но прямо ответил капитан. – Они часто появляются в этих водах в последние недели. Мне его