Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу прощения? — повторила я, потому что новых цензурных слов так и не придумала. Хотя нет, погодите, кажется, парочка есть: — Ты с ума сошел?
— На твоем месте я бы переживал за психическое здоровье дяди Юлиуса, — указала на повисшего на заборе дядюшку Ирвинг. — Ему сейчас несладко приходится.
— А с чего ты вообще взял, что я собираюсь за тебя замуж? Ты мне ничего такого не предлагал, да и я не соглашалась.
Ничего страшного с дядей Юлиусом не случится. Он чародей или нет, в конце концов? Уж из схватки с одним-единственным гусем как-нибудь выберется невредимым. Здесь гораздо интереснее вещи происходят. Уж прости, дядюшка.
Скрестив руки на груди, я посмотрела на Ирвинга Шоуэлла с выражением дикой усталости и капелькой иронии.
— Пока не предлагал, — соглашается он, делая ударение на первом слове. — Но ты не переживай, долго ждать не придется.
— Я и не жду. Мне вообще за тебя замуж не очень-то хочется.
— Попробую тебя переубедить, — подмигнул Ирвинг. И когда успел подойти так близко? Я вдруг обнаружила, что смотрю в потемневшие глаза столичного сыщика, не обращая никакого внимания на причитающего дядю Юлиуса, гогочущего гуся и радостно лающего Каприза, пребывающего в восторге от всей это неразберихи. — Я знаю, чего я хочу. Осталось дело за тобой.
— И как ты себе это представляешь? Выйти замуж за первого встречного? За кого ты меня принимаешь? — собрала я весь свой скептицизм в кучу. Немыслимо, ведь так?
— Ну, хочешь, я выйду и вернусь чуть позже? Буду вторым встречным. Третьим, если хочешь.
— А ты допускаешь мысль, что мне вообще не хочется за тебя замуж?
— Допускаю, — спокойно кивнул Ирвинг. — И если, когда дело закончится, ты скажешь, что хочешь, чтобы я ушел, я уйду.
— Навсегда? — уточнила я, чувствуя, как в животе неприятным комком оседает разочарование.
— Этого я тебе обещать не могу. Я где-то слышал, что ведьмы могут менять решение.
— Не находишь, что это все очень глупо и поспешно.
— Никогда не тратил много времени на принятие верного решения. Как я уже сказал: я знаю, чего хочу. Мне нужна ты, Гертруда Улверстон.
— Ты меня даже не знаешь.
— Это поправимо. Обрати внимание, ты не сказала «нет». Все, что ты делаешь сейчас, это повод для отказа. И не очень успешно, как видно.
— Ты живешь в столице, а я здесь. Я не собираюсь переезжать и отказываться от своих обязанностей только потому что обзавелась булыжником на пальце.
— Довольно милый дом. И река неподалеку есть, как я успел разузнать. Рыба наверняка водится. Мне нравится ловить щуку. Знаешь, щука смертоносная хищница, она предпочитает клевать на движущуюся наживку. Любая блестящая штучка подойдет для этой рыбы, потому что свет преломляется и создается эффект подвижности. Щуке нравится ловить убегающую добычу.
— Необычайно интересно, — скучающим тоном бросила я.
— А знаешь, что самое интересное? — Ирвинг приблизился, и я почувствовала слабый запах мяты, исходящий от него. — Я не щука.
Я лишь моргнула. Сквозь шум текущей по венам крови и оглушительно громкое биение сердца, я с трудом слышала доносящиеся до меня слова. С трудом понимала их смысл. О чем это он?
Он прав. Я не хочу отказывать. Просто ищу поводы, потому что до ужаса боюсь. Потому что так не делают. Я так не делаю. В серьезных вопросах я всегда рассудительна и осторожна. Так почему же каждая минута, проведенная с Ирвингом Шоуэллом, заставляет голос в глубине моего разума все громче и громче твердить: «Это он! Ты нашла его, Гертруда!»? Почему мне кажется, что с ним я не только не потеряю то, кто я есть, но открою новые грани себя? Даже в этот короткий промежуток времени, проведенный вместе, он меня смешил, сердил, очаровывал и да, раздражал. Единственное, чего он не делал — не оставлял меня равнодушной. За каждой моей эмоцией скрывался интерес. За каждой язвительной фразой я прятала желание прикоснуться, почувствовать его руки на себе. И да, это пугает меня до ужаса.
— Необычайно ценная информация, — я закатила глаза, всем своим видом демонстрируя сыщику, что он зря здесь распинается. — Продолжай в том же духе.
— А раз я не щука, не совершенно не обязательно, чтобы ты убегала. Можешь прекратить бежать, Гертруда.
— Кажется, я вот-вот останусь без дяди.
И действительно, будь гусь плотоядной тварью, от моего бедного дяди Юлиуса уже не осталось бы даже косточек. Нет, в какой-то степени я даже ценю тот факт, что отныне почтенный родственник будет, как минимум предупреждать меня о визите, если не захочет наткнуться на кровожадную птицу, но с другой стороны, дядю жалко. Какая-никакая родня.
С тяжелым вздохом, но втайне радуясь тому, что скользкий разговор удалось отложить еще на какое-то время, я направилась к забору — снимать моего бедного-бедного дядю.
— Предпочитаешь быть приготовленным с яблоками или с черносливом? — сходу поинтересовалась я у гуся.
— Герти, осторожно! — прохрипел сидящий на заборе, словно воробей на жердочке, дядя Юлиус. — Он вооружен!
— Это чем же?
— У него зубы! — взвизгнул дядя. — И он совершенно игнорирует мои лучшие чары!
— Вам будет о чем побеседовать, когда к нему вернется человеческий облик. Он, знаешь ли, колдун. А ну брысь отсюда! — велела я и пошла на гуся.
Удивительно дело, тот зашипел, но отступил. На мгновение он показался мне почти озадаченным, словно не мог понять, как он тут очутился и что вообще происходит. Может, к Шерману потихоньку возвращается сознание?
Подошедший Ирвинг аккуратно снял дядю с забора и поставил на землю (мышцы они там качают вместо расследований что ли, в своем отделе правопорядка?), после чего бережно снял с дядиного плеча клочок белоснежного гусиного пуха.
— Я упаду в обморок, — заверил нас дядя Юлиус, но вопреки собственным обещаниям падать никуда не стал. — У меня немеет тело. Дайте валерьянки.
Неунывающий Каприз легонько дернул дядину брючину и тот, взвизгнув, подпрыгнул.
— Какой-то он у тебя нервный, — оценивающий взгляд сыщика скользил по моему пострадавшему родственнику. — Гертруда, у тебя все родня такая?
— Нет. Троюродную бабушку Валентину боится весь наш клан, хотя у нее магического дара вообще нет. Она вышла замуж за дедушку Альфарда и таким образом вошла в семью.
О том, что бабушка Валентина председатель совета округа и однажды велела темному колдуну убрать черепа с забора, потому что они «портят облик города», я умолчу. А уж о том, что колдун все убрал и стал после беседы с бабушкой еще и регулярно стричь газон, за чем доселе замечен не был, точно никому знать