— Ох*еть можно…

Обхватил свободной рукой ее затылок, вынуждая смотреть вниз, куда неотрывно уставился и сам. Отпустив себя, стал вбиваться в тесное кольцо ее сжатых общими усилиями пальцев, рыча и разгоняясь все сильнее. А она вздрагивала и всхлипывала при каждом толчке, словно я уже ее вовсю тараню.

— Вот так, вот так, вот так… так я буду трахать тебя — давил хрип из себя, — смотри… смотри… так, Лисица… та-а-а-а- ак!

Меня прорвало, согнуло. Уткнулся в ее макушку, сотрясаясь и хрипя. Прошивало от пробитой насквозь черепушки и до промежности, дергая снова и снова затухающими медленно разрядами. Вот это меня расхреначило. А это она мне просто ручкой передернула. Что же будет, когда реально вставлю? Меня хоть инсультом не разъ*башит? А главное, с чего так-то?

— Бля, уделал обоих, — сипло пробормотал Антон, разжимая свои пальцы, и позволяя разжать их и мне.

Горячая скользкая сперма залила наши руки, и даже кое-что попало на футболки обоих. Охренеть, вот это он стрелок с фонтанирующим эффектом… Я, конечно, раньше ничего такого не видала, сравнивать не с чем, но мне кажется, было мощно. Всегда так, или мой мажор уникум какой?

Так и стояла, пялясь на свою мокрую руку, пока Каверин нашарил на полках нечто вроде ветоши и обтер меня, потом себя и только после этого убрал в штаны не до конца опавший член, на который, как сами собой, все косили мои глаза бесстыжие, и застегнулся. И это… не великоват ли орган? В смысле… если он должен по законам природы и жанра помещаться запросто в женщине, то не многовато ли будет? Или в том и прикол? Поэтому маманя мне и говорила, что в сексе приятности не много, скорее уж наоборот. Мне ведь сейчас было не просто приятно… Это вообще слов не подобрать, и вовсе язык проглотить можно было. Но это же был не секс, и в этом все и дело? Когда до настоящего дойдет расклад совсем другой будет? И минуточку… Как, бля, до этого-то дошло?! В какой момент я бдительность потеряла? Почему меня не подорвало от бешенства, как только он руками везде мне полез?

“Сначала он тебя через трусишки трогал, поняла, Лидка?”— зазвучал в голове материнский голос.

“Мам, я не…”

“Заткнись и слушай! И только попробуй напортачить! Так и говори: трогал через трусы, гладил между ног, велел молчать, или маме будет плохо. Ты молчала и терпела. Потом стал пальцы внутрь совать и заставлял его трогать. Говори, что ты плакала и просила не делать, а он угрожал, что меня убьет. Описывай все конкретно и четко. В деталях, но чтобы со страхом. Мол, противно было, мокрая горячая палка какая-то на ощупь, а потом по руке текла гадость”.

Меня мигом затошнило, желудок кувыркнулся, точно как тогда, когда она описывала, пиво наружу попросилось. Это что ж… я сейчас именно то, что мать описывала, и делала? То, что она меня заставляла ментам рассказывать, превозмогая страх и отвращение к себе и тому, что мы творили?

Почему тогда, пока это все происходило, у меня и тени воспоминания и омерзения того прежнего не мелькнуло, а только сейчас накрыло?

— Эй, Лиска, ты в порядке? — обнял меня сзади Антон и прижался губами к и так уже порядком истерзанному его ртом месту на шее. — Ноги держат нормально? Это было охеренно, мелкая. Серьезно. Еще только игрушки детские, а кайфанул я…

— Да, нормально было, — пробурчала я, высвобождаясь из его захвата. — Руки только помыть неплохо бы. Мало ли кто тут до нас прятался и той же ветошью вытирался.

Мало ли кого лично ты сюда таскал с той же целью, если ориентируешься, как у себя дома. Мне, конечно, пофиг, но на фоне общей подошедшей к горлу мерзости это понимание все только усугубляет.

— Эй, ты чего? — ухватил он меня за талию снова. Вот прямо приспичило ему с локтя засветить сразу. — Обиделась, что не остановился? Но все ведь хорошо, Лиска. Я же знал, что делал.

Знал. Ты-то знал, понятно. Вот только как теперь мне с этим новым знанием, что мне гадость эта непотребная понравилась так, что не соображала и пальцы на ногах заворачивались и до сих пор внутри как горячее масло перетекает, жить?

— Выпить еще хочу. В горле пересохло, — отмахнулась я и открыла наконец дверь, тут же натыкаясь на насмешливый взгляд незнакомого парня с бейджиком, что подпирал стену, явно ожидая, пока мы освободим помещение.

— Привет, Антоха! — кивнул он Каверину за моей спиной и ухмыльнулся.

— Привет. Путь свободен, — ответил тот как ни в чем не бывало.

— Наверху есть свободные, — кивнул тот, сообщая нечто понятное только им двоим.

— Тут романтичнее, — хохотнул Каверин и опять попытался сцапать меня за талию.

— Туалет тут где? — спросила, и не думая отводить глаз под понимающе похабным зырканьем незнакомца. Нагло пялилась на него, пока сам в пол не уставился.

— Вот там. Служебный. А то в бабском вечно толпа и очередь.

— Я покажу, — взял меня за руку Антон.

Ну еще бы. Не впервой-то. Скольких дур он в этой “романтичной” каморке оприходовал? А потом до туалета проводил. Хотя я же сама не особо протестовала и на его пальцах бедрами вертела, как заправская шлюха. Так что тут уж спасибо, что вообще сразу не в туалете первым оргазмом меня осчастливили. Вот бы вспоминать было бы весело.

— Девушка вперед! — распахнул довольный мажор передо мной дверь.

Я вымыла руки, умылась, пронаблюдав в маленьком зеркале свою раскрасневшуюся физию и дебильно-шальной блеск в глазах. Подумала, покривилась от того, что в трусах было откровенно мокро. Сложив бумагу туалетную, запихнула ее в них. Так чуток получше. Умылась еще раз и вышла.

— Я быстро, — сообщил Антон, спокойно дожидавшийся меня. — Ты точно в порядке?

— В полном.

Ждать его я не стала. Мне реально сейчас надо выпить, чтобы не начать думать, задаваться вопросами, как и почему и кто же я после этого. Нырнула обратно в зал, полный грохочущих басов, сигаретного дыма и потных дергающихся тел. Протолкнулась через заметно загустевшую толпу к бару. Там помимо бармена, осведомленного насчет напитков, полагающихся обычно снятым телкам Каверина, вовсю работал еще один, и народу толклось изрядно. Но, как ни странно, меня заметили сразу.

— Повторить или чего-то еще? — наклонился через стойку подскочивший бармен. И, в отличие от того сотрудника клуба в коридоре, он понимающих ухмылок себе не позволил.

— Повторить.

— Я плачу! — пьяно гаркнул кто-то у меня прямо над ухом. Окатило смесью дыхания с мощнейшим выхлопом и какого-то удушливого парфюма, и мне на спину практически упала чья-то туша, вжав грудью в стойку.

— Отошел! — рявкнула, оглядываясь через плечо. На меня тупо пялились пустые, налитые кровью бельма какого-то, походу, в говно пьяного урода. Молодой, может, всего на пару лет старше меня, но какой-то весь оплывший, одет нарочито дорого, рожа красная, на толстой потной шее золотая цепура чуть не в два моих пальца толщиной. Еще один мажор явно. Подвид — быдлятник классический. Ага, мажоры бывают разные.