Она всегда неплохо зарабатывала и гордилась своей самостоятельностью. Пока однажды не познакомилась с Иртеневым. Это был классический служебный роман. Инна переводила на его переговорах с какой-то американской продюсерской компанией, Артем сразу и безоговорочно влюбился, пригласил ее в Голливуд, а она не смогла ему отказать; в самолете он подарил ей кольцо с бриллиантом. А она, не задумываясь особенно, сказала «да». Инна всегда считала себя холодной женщиной, а он казался таким многообещающим вариантом. К тому же отчего-то никто никогда раньше не предлагал ей выйти замуж. Вот пригласить ее в ресторан или на романтический уик-энд в какой-нибудь Стамбул – это пожалуйста, и затащить ее в постель – это тоже пожалуйста. А замуж – нет. Это Артем настоял, чтобы Инна попробовала записать песню; ему хотелось, чтобы его новой женой-красавицей восхищалась вся страна. А она попробовала и как-то сразу вошла во вкус. Ей показалось, что призвание наконец найдено, а все, что она делала раньше, было зря. И только спустя три года, пройдя через все круги ада завоевания музыкального олимпа (утомительные гастроли, тесные гримерки, унизительные газетные статейки, в которых ее именовали не иначе как «продюсерская подстилка»), она поняла, что вспоминает свое прошлое с ностальгическим теплом.

С ее трудолюбием, с ее усердием и талантом она могла бы быть одним из самых высокооплачиваемых переводчиков Москвы. А вместо этого ей приходится бороться с приятной округлостью форм с помощью строжайших диет, пилюль и даже периодического послеобеденного блевания. Почти две недели издевательств, разгрузочные дни (медсестра цинично объявляла: «Ваш завтрак!» – и вкатывала в Иннину палату тележку, на которой высился одинокий стакан теплой воды), бессолевая диета (благодаря ей быстро исчезают все припухлости и отеки, но вместе с ними отчего-то испаряются и положительные эмоции), никакого кофеина, никакого сахара. Как же ей все это надоело! Сплошная апатия.

Но, к счастью, ничто не вечно под луною. И вот наконец настал тот день, когда главврач лично проводил Инну до ее «Лексуса», в очередной раз осчастливил ничего не значащим комплиментом и помахал на прощание рукой.

Свобода придала ей сил. Инна давила на газ, уверенно лавируя в потоке машин. Но путь ее лежал отнюдь не домой, не к Артему. А в просторную бывшую коммуналку на Чистопрудном бульваре, где неблагородно пахло водочно-селедочными посиделками и где ждал ее мужчина, ради которого она вытерпела бы и не такие белково-углеводные страдания.

– Я соскучился! – От его свитера так сильно пахло ментоловым табаком, что Инна даже чихнула.

Несмотря на выдающиеся внешние данные – исполинский рост, аполлоновы формы, греческий нос, волевой подбородок и вкрадчивый взгляд, Валерий совсем не умел следить за собой. Стригся он черт-те где, пока Инна не отвела его к своей стилистке, которая сделала его похожим на кинематографического Джеймса Бонда. Одежду покупал на Черкизовском рынке, впрочем, на обновление гардероба у него попросту не было денег. Его наплевательское отношение к произведению искусства, которым, по сути, являлось его тело, одновременно и злило, и умиляло Инну. Иногда она подсовывала в его шкаф новые свитера и футболки, поначалу он недовольно ворчал, но потом привык. На день рождения она преподнесла ему дорогие часы, на Новый год – ботинки «Гуччи»...

– Мне так тебя не хватало. – Она прикоснулась носом к его виску и жадно втянула запах его волос, судя по всему, давно не мытых. – Тебя и еще... еды!

– Так ты пожрать приехала, что ли? – подмигнул он.

– Именно. – Инна прошла мимо него в комнату, которую давно никто не проветривал. Впрочем, ее не смущал стойкий аромат убежденной холостяцкой жизни. То был коктейль из запахов нестираных носков, немытой посуды и несвежего постельного белья. Она плюхнулась на диван и блаженно вытянула ноги.

– А у меня ничего нет, – развел руками Валерий. – Можно яйцо сварить. Или пиццу заказать.

– Пиццу, – выбрала Инна, протягивая к нему руки.

– А тебе плохо от нее не станет после твоих безумных голоданий?

– Вот уж не знаю, – засомневалась она, – но не могу больше питаться недоваренной кашей. Душа требует разврата.

Он уселся рядом с нею и провел сухими теплыми губами по Инниной шее.

– Разврат – это как раз по моей части.

– Вижу. – Она кивнула в сторону журнального столика, на котором стояла полупустая бутылка препаршивого палаточного коньяка и два бокала.

– А, это... – усмехнулся он, – это ко мне заходил один знакомый, он мне работу хочет предложить.

– Правда?! – выдохнула она. – Что же ты молчишь? И что ты будешь делать?

– Мы обсуждали публикацию моей книги, – важно причмокнул он. – Конечно, все это сложно в наше время. Но думаю, что у меня получится.

– Вот здорово! – искренне обрадовалась Инна. – А когда?

– Ну, быстро такие дела не делаются, – нахмурился Валерий, – главное, что механизм запущен. Это очень серьезный издатель, думаю, он может меня раскрутить.

– Слушай, а можно я буду первой читательницей? – оживилась Инна. – Ты никогда не читал мне своих стихов!

– Настанет время – прочту, – загадочно пообещал он. – Ладно, хватит болтать о разных глупостях. Иди лучше ко мне поближе.

Она хотела было возразить, что вовсе не считает его стихи «разными глупостями», но потом передумала – слишком горячи были его ладони, которые с пронырливостью опытных лазутчиков уже пробрались под ее модный свитерок.

«Наверное, в Москве не осталось больше приличных мужиков, раз я уже сплю с бывшими одноклассниками», – тоскливо подумала Женя, глядя на Мамонтова, беззаботно почивавшего на другой половине кровати. Во сне он выглядел моложе. Прямо мурашки по коже – именно таким он и был в «школьные годы чудесные». Если бы ей кто тогда сказал, что так получится, она огрела бы ясновидца портфелем по наглой физиономии!

А как хорошо начинался вчерашний вечер! Мишка заехал за ней в половине седьмого, они отправились поужинать в китайский ресторан. Когда Женю наконец привезли в публичный дом, на который ей так хотелось посмотреть изнутри, она уже на месте подпрыгивала от нетерпения.

Бордель, который содержал мамонтовский папаша, с первого взгляда напоминал обычную московскую квартиру, в которой тихо-мирно и без особых приключений проживает порядочная многочисленная семья. Не было здесь ни особенного антуража порочности, ни эстетики «красных фонарей» – никаких вам леопардовых ковров, ароматических свечей и плавно передвигающихся в пространстве волооких томных гетер.

Квартира как квартира, три комнаты, светло, интерьер в стиле ИКЕА, пахнет варениками и чем-то фруктовым, похоже, киселем. Женя даже была слегка разочарована – она-то, как мотылек к огоньку, полетела на смутный зов порока, ей-то представлялось, что она станет свидетельницей таинственного душераздирающего зрелища. Но вместо этого их приветливо встретили не слишком симпатичные девушки вполне московского вида.