Финансист роста был невеликого, глаза у него — орехового цвета, чуть навыкате, с легкой раскосинкой. Он умно смотрел на Филиппа Ефимовича и с грустью посмеивался.

— Я всегда с верой жил, — сказал Финансист. — С верой в то, что людей, на слово ветреных, когда-нибудь перестанут совсем допускать до высокого руководства. Вот ты думал, наверно, что твой заместитель министра тебе в рот меду положил? А вышло, что это не мед, а деготь. — Слова у Финансиста вырывались взволнованные, а когда он начинал волноваться, то зубами счакивал, как если бы травинку старался перекусить или поймать ртом комара на лету. Чипуров не обращал на это внимания: у Финансиста такое с детства, от испуга какого-то. — И вот я чего еще жду: пересмотрят в правительстве наши финансовые крючки-закорючки, инструкции. Не может так продолжаться дальше. Сильно сдерживают бесчисленные ограничения тебя и таких, как ты. Почему организациям, имеющим деньги, нельзя ничего купить за безналичный расчет? Непробиваемость финансово-банковских органов скоро, я думаю, должна кончиться. Косность, гибкости нет. Все клубком перепуталось, и нужную ниточку бывает трудно вытянуть.

Чипуров не перебивал, заведомо готовый выслушать жалобы Финансиста. Сейчас тот коснется, думал Филипп Ефимович, заработной платы инженера, шофера, уборщицы, скажет, что инженерная работа давно не в почете по причине низкого оплачивания, что водителю автомобиля на дальних трассах работается выгоднее, чем начальнику гаража или автоколонны. Наверняка финансист района пройдется и по товарной массе, из которой почти половина — неходовщина. Но Финансист вдруг кратко подвел черту, произнеся слова:

— Что начал строить в своем леспромхозе — достраивай. Снимал я тебя с кредитования, придется теперь восстановить. Поеду в область, все объясню там в финорганах. Быть Заовражному показательным поселком, или не быть?

— Быть! — ободрился Филипп Ефимович.

— Ну так и будет!

Чипуров думал о Финансисте с надеждой и теплотой. Не подводит его друг детства, понимает и выручает. Из далекой деревни они с ним выходцы. Уж такая была глухомань в васюганских верховьях, что даже почта туда всего два раза в год приходила в те далекие годы. Отец Финансиста первым в их поселении с войны вернулся. Остальных девятнадцати не дождались родные и близкие ни в Чокином Яре, ни в Новом Иголе. Долго после войны жили тут дико и темно, зимой на санях добирались в райцентр, летом — на лодках. О кино, электричестве многие только слыхали. Чипуров помнит, как впервые пробился к ним по Чертоле-речке катер в разгар сенокосной поры: геологи в первую свою экспедицию сюда ехали. Филипп с Финансистом силос топтали на лошадях, лет по десять им было тогда. Как ни строжился над ними старик-бригадир, пустились они, ребятишки, за десять верст пешком плавающую посудину с трубой посмотреть. Второпях Финансист подвернул себе ногу, идти не мог: распухла и посинела в щиколотке. Филипп его под руку вел, а с другой стороны Финансист опирался на палку, как на костыль. Пришли они к берегу и увидели катер. Велико изумление их было: показался им катер большим и красивым, будто корабль какой. Оба потом за жизнь всего навидаться успели, везде побывать, но тот катерок-болиндер запал в душу накрепко и стоит перед мысленным взором, словно было это вчера, а не сорок лет тому назад.

Финансист обещание сдержал и помог с фондами Заовражному. Область пошла навстречу и перераспределила средства — за счет других районов, конечно. Из трудного положения Чипуров выбрался, но упреки кол лег принимал со смущением.

— Виноват, мужики, — говорил, — но обобрал вас не по своей воле. Поймите и извините…

Задел за живое Чипурова обман министерского руководителя. Мягко стелил, да спать оказалось жестко. Сквозь горьковатый смешок продолжал:

— На иного большого начальника глянешь: в нем мнимой солидности, важности, спеси полно. Выступать начнет — убаюкает. А на поверку — ходить бы ему не в этих чинах, но каким-нибудь «замом начальника по заготовке березовых веников»! Языком молоть есть мастаки. Брать же быка за рога уменья, характера не хватает.

Так и смягчил Чипуров недовольство директоров других леспромхозов, да еще нажимал на исключительное положение своего предприятия; мол, тут мы поближе к месторождениям и с нефтью, газом вплотную связаны. Будем работать на новый город, развернемся, как, может быть, еще и не разворачивались. На Заовражный и Осипово с надеждой смотрят: много предстоит переработать им леса и дать нефтяникам стройматериалы. Лес есть, а уж взять-то его сумеют.

Чипурова считали ловким, разворотливым человеком, способным к деяниям широким. Он да Гринашко были на языке, на слуху у всех, кто хотел видеть в каждом хозяйственнике делового, предприимчивого человека, радетеля за успех общего благополучия. Именами Гринашко и Чипурова кололи глаза тем, кто такими способностями не обладал, держался не на стрежне жизни, а выбирал места потише, где-нибудь с краю, направляя все усилия лишь на то, чтобы хоть не плестись сзади.

Хватка, руководительский дар проявлялись у Чипурова уже в армии, где он был командиром танка, шел впереди на учениях, успевал в спорте — брал призовые места на соревнованиях полка. Оставляли его на сверхсрочную, но он с грустью признался, что манит земля таежная, намерен туда возвратиться, откуда призвали на службу, и что там, в васюганских болотах, давно Чипурова ждут и даже новый сплавной катер придерживают, чтобы отдать судно в его капитанские руки. Командир полка не настаивал больше и отпустил старшину в лесную сторону.

И вот он, пройдя все сто процентов леспромхозовских специальностей, давно уже ходит в директорах, приобрел уважение и вес, но не зачванился. В соседнем хозяйстве коллега его повел себя барином, на людей свысока стал поглядывать, добрые слова рабочие от него перестали слышать. Заворовался — сбывал государственное, как свое собственное, тащил дефициты с орсовской базы, запрета не признавал на ловлю ценной обской рыбы, греб стерлядь мешками и наконец попался, да так, что дали три года с конфискацией имущества. Чипуров давно к тому коллеге из соседнего района присматривался, видел, как увязал тот в нездоровых страстях, советовал по-товарищески с этим кончить. Да тот не слушал, брюшко поглаживал, мясистым тряс подбородком и продолжал свое. Да, был человек — испакостился…

Сам Чипуров по жизни шел честно, а к власти, к руководству