href="ch2-2689.xhtml#id1610" class="a">[2689]. «Цены на предметы первой необходимости поднимаются с невероятной быстротой, в то время как зарплата остается той же, что была полгода назад, — поясняла положение рабочих газета «Возрождение Севера», — Закрываются заводы, ликвидируются предприятия и рабочих выбрасывают на улицу в буквальном смысле этого слова, так как увольняемые рабочие немедленно выселяются предпринимателями из занимаемых ими помещений. Такие случаи имели место на лесопильных заводах «Альциуса» и Волкова на Маймаксе, и на других заводах». Сообщение заканчивалось криком отчаяния, обращенным к хозяевам предприятий: «Где же ваш патриотизм, господа?»»[2690]

Итог, к которому пришла Белая власть на Севере России, в середине 1919 г. подводил в своем докладе правительству командующий войсками Северной области ген. Марушевский: «Положение критическое и кризис должен разразиться в самом ближайшем будущем… 1. В финансовом отношении политика правительства… привела население к краху… 2. В отношении торговли и промышленности положение таково, что все промышленные предприятия стоят и что-либо приобрести из вещей первой необходимости доступно лишь людям, нажившим огромные деньги спекуляцией. 3. В отношении внутренней политики не сделано ничего, так как Земство бездействует и власти на местах фактически нет…, весь правопорядок в области покоится не на деятельности Правительства, а исключительно на военной силе…»[2691].

Командующий северной армией был далеко не одинок в своих выводах. «Финансовое положение области печально», «финансовая политика правительства заслужила полное недоверие», «область накануне финансового краха» — таковы были типичные оценки ситуации в официальных документах правительства, губернского земства и др.»[2692]. Для исправления положения Марушевский предлагал: потребовать займы и военную помощь от союзников, реквизировать «капиталы всех частных банков и капиталы всех частных лиц в пользу нужд области и на выплату долгов населению…», заключить договора о военной помощи с Финляндией и Польшей на любых предложенных ими условиях, распустить правительство и установить военную диктатуру[2693]. С диктатурой проблем не возникло, при помощи союзников она была скоро установлена, но с экономикой так справиться и не удалось.

Некрологом «белой» политике на Севере России звучали выводы, к которым приходило губернское земское собрание 3 февраля 1920 г.: «Безостановочное падение экономического благосостояния области, близкое к полному экономическому банкротству, разлившийся по области произвол — результат бесконтрольного управления лиц, не умевших выполнить свои обязательства перед населением… существующая система управления неизбежно ведет к голоду и долгому обнищанию края, с одной стороны, и чреватой последствиями анархии, с другой…»[2694].

КОМУЧ

Уже на четвертый день после переворота правительство членов Учредительного собрания издало приказ «О денационализации банков». Следующим шагом стало создание комиссии по денационализации фабрично-заводских предприятий, хотя собственники не стали ждать решений комиссии и явочным порядком брали дело в свои руки[2695]. Денационализация промышленности привела к тому, что тысячи рабочих оказались выброшенными за ворота предприятий. Только в одной Самаре, по данным профсоюзов, на 1 июля насчитывалось 18 619 безработных[2696]. В итоге, Деникин, внимательно следивший за событиями в «Комучии», отмечал: «Городской пролетариат оказался враждебным новому правительству, и собравшаяся в Самаре рабочая конференция, признав это правительство «врагом народа», высказалась за подчинение Советской власти»[2697].

Что касается продовольственной политики, то в Советской России партия эсеров выступала в роли защитников крестьянства от большевистской продразверстки. Однако оказавшись у власти в хлебном Поволжье, эсеры сами принимают решение: «Признать, что вполне свободная хлебная торговля и свободное распоряжение частными хлебными запасами противоречит в данный момент, как государственным интересам, так и интересам армии, населения потребляющих губерний, а потому без контроля и регулирующего воздействия государственных органов допущена быть не может». В постановлении указывалось: «Продовольственным органам предоставляется право принудительного отчуждения, исключительное право распределения хлебных запасов и право регулирования транспорта продовольственных грузов»[2698].

Однако на практике эсеры не рискнули установить действительно твердые цены на хлеб, а ввели в чуть замаскированном виде свободную торговлю, обязавшись платить держателям хлебных излишков такую цену, которая бы их устраивала[2699]. Но и завышенные цены на хлеб не удовлетворили его держателей: они, по словам историка П. Голуба, предпочитали сбывать свои запасы по баснословным ценам на спекулятивном рынке. «Благо КОМУЧ не поставил спекуляции никаких административных заслонов. Более того, он привлек к хлебозаготовкам частноторговый капитал и буржуазную кооперацию… Жизнь посмеялась над маниловскими мечтами эсеров о благородных собственниках, спешащих на помощь городской и деревенской бедноте. В итоге такой политики спекуляция в «Комучии» приобрела характер чрезвычайного бедствия. Даже проправительственная печать забила тревогу»[2700].

«Спекуляция подняла свою голову и царит повсюду, — сообщала в сентябре уфимская газета «Голос рабочего», — Цены на товары быстро поднялись вверх, жизнь стала дороже, а заработная плата пала…»[2701]. «Бешеный рост цен на все товары, от которого бледнеет покупатель, в отчаянии опускаются руки, — в главной своей части, несомненно, дело рук спекулянтов, — подтверждала самарская газета «Вечерняя заря», — Новая власть должна немедленно коснуться этой проблемы, ибо без целой системы новых мероприятий сверху спекуляция не ослабеет, а усилится, как лавина, в сознании своей безнаказанности»[2702].

Колчак

Образование в Сибири Всероссийского правительства казалось, давало возможность кадетам и буржуазии реализовать свою экономическую программу, которую, по их словам, им помещали осуществить Советы в 1917 г. В Омске немедленно были воскрешены военно-промышленные комитеты, а между поставщиками и Военным министерством в качестве посредника было поставлено Министерство продовольствия и снабжения играющее «решающую роль в снабжении армии, за исключением специального боевого снабжения…»[2703].

Однако, несмотря на отсутствие Советов и полную свободу действий, реализация буржуазно-либеральной программы с еще большей скоростью покатилась по тому же пути, что и во время нахождения ее представителей у власти в начале 1917 г. Представители Военного министерства не находили слов, что бы описать возмутительную «деятельность омского военно-промышленного комитета», «мерзости и беззакония, творимые местными агентами министерства продовольствия и снабжения»[2704].

«Несуразные меры разных агентов министерства снабжения, — приводил пример военный министр Колчака А. Будберг, — довели кожевенников до того, что им выгоднее гноить кожу в бучилах, чем сдавать ее в казну. Распоряжаются так, что солдаты босы, и честные кожевенные предприятия трещат, наживаются же одни только жулики и спекулянты»… Многие заказы министерства «распределены или сумасшедшими идиотами, или заинтересованных в заказах мошенниках»…, «полученные от казны многомиллионные авансы пущены в спекуляцию по покупке и продаже различных товаров, об исполнении заказов думают только немногие, и в результате армия останется без необходимейших предметов снабжения»… «Не от бедности… мы страдаем, а от внутренней гнили…»[2705].

Деятельность же омского военно-промышленного комитета, утверждал Будберг, требовала его «немедленного предания военно-полевому суду, но у комитета масса влиятельных друзей до самого начштаверха включительно… Так