В итоге Жданов подвёл совещание к необходимости воссоздания нового международного объединения коммунистов: «За четыре года, истёкшие со времени роспуска Коминтерна, произошло значительное укрепление коммунистических партий, усиление их влияния почти во всех странах Европы и Азии… Однако в нынешнем положении коммунистических партий есть и свои недостатки. Некоторые товарищи поняли дело таким образом, что роспуск Коминтерна означает ликвидацию всякой связи, всякого контакта между братскими коммунистическими партиями. Между тем опыт показал, что такого рода разобщённость между коммунистическими партиями неправильна, вредна и по сути дела неестественна. Коммунистическое движение развивается в национальных рамках, но вместе с тем имеет общие для партий разных стран задачи и интересы… Эта потребность в консультации и добровольной координации действия отдельных партий в особенности назрела сейчас, когда продолжающаяся разобщённость может приводить к ослаблению взаимного понимания, а порой и к серьёзным ошибкам».

Напомним, что четыре года назад именно Жданов был одним из подписантов решения о роспуске Коминтерна, теперь же он становился официальным инициатором его реинкарнации. В последовавшем обмене мнениями возражений со стороны делегатов не последовало. Новое объединение основных коммунистических партий Европы получило наименование «Информационное бюро» и вошло в историю как Коминформ. Рабочими языками нового международного объединения стали русский и французский.

Официально совещание завершилось 28 сентября 1947 года выступлением Жака Дюкло, ветерана мясорубки под Верденом в Первую мировую войну, руководителя подпольной деятельности компартии Франции в годы гитлеровской оккупации, второго человека в ФКП на тот момент: «…Я особенно горячо благодарю товарища Жданова за его яркий и ясный доклад и его заключительное слово, которые помогут нам найти правильную дорогу. От имени французской делегации я благодарю товарища Жданова за ценные указания, с помощью которых мы определим направление наших путей. Я благодарю его за то, что он помог отрегулировать наш компас, игла которого начала показывать неверно и могла бы привести к огромной опасности».

Фактически Жданов был почти официально признан вторым человеком после Сталина в международном коммунистическом движении. Избранный здесь же на совещании председателем редакционной комиссии, он с заметным даже по стенограмме азартом и увлечением готовил текст и правил стиль итоговых документов. Помимо официального сообщения о создании и учредительной декларации Информбюро компартий Европы в первый пакет официальных директив этого наследника Коминтерна включили и доклад Жданова «О международном положении».

Всю неделю Шклярска-Поремба находилась на связи с Кремлём, каждую ночь по завершении официальных и неофициальных мероприятий Жданов и Маленков готовили радиосообщения Сталину о ходе совещания и принимали ответные радиограммы вождя. В этих шифровках Жданов подписывался как «Сергеев», Маленков был «Борисовым», Сталин — «Филипповым».

Утром 29 сентября Жданов и Маленков вылетели в Москву. Уже в начале октября 1947 года Жданов пять дней проведёт на Кавказе, где снова «под дубом Мамврийским» будет обсуждать с вождём СССР итоги совещания европейских коммунистов и перспективы работы Коминформа. А работа предстояла немалая — зарубежные компартии и после Шклярска-Порембы отнюдь не стали ручными, что практически сразу продемонстрировала ФКП. Вопреки взятым на совещании обязательствам как можно быстрее опубликовать первые материалы Коминформа в прессе всех партий-участников, французские коммунисты задержали их публикацию в «Юманите» на целый месяц — во Франции шли муниципальные выборы, и лидеры ФКП опасались потерять часть голосов избирателей из-за критики социалистов в докладе Жданова…

Именно такое, похожее на ярлык имя — «ждановщина» — дала западная историография событиям культурной и общественной жизни СССР первого послевоенного периода 1946—1948 годов. Уже после исчезновения «этой страны», разгромленной в холодной войне, термин «ждановщина» прочно закрепился и в историческом сознании постсоветских республик. Тесно связанная с именем и деятельностью нашего героя, «ждановщина» со времён разоблачительной «перестроечной» публицистики подаётся едва ли не главной задачей Жданова в тот период и главным же его прегрешением. Надеемся, читатель сам сможет оценить и суть «ждановщины», и её удельный вес в многогранной деятельности нашего героя первых послевоенных лет, ставших для него последними годами жизни. Заодно взвесим и степень греховности этих действий с учётом сложившейся тогда исторической обстановки.

Первыми по хронологии и степени обличительного накала идут события, тесно связавшие политическое имя Жданова с литературными именами Ахматовой и Зощенко. Вообще-то во все времена и у всех народов внимание, даже негативное, сильных мира сего к творцам и их творчеству считалось и считается законным поводом для гордости тех самых творцов. Но вот внимание сталинского ЦК к литературным вопросам уже в годы разрушившей нашу страну перестройки велено было считать несомненным признаком махрового тоталитаризма и дремучей диктатуры. Поэтому имя Жданова как одного из инициаторов и проводников такого внимания стало настоящим жупелом антисоветской и постсоветской публицистики на исторические темы. И для создания и поддержания пущей черноты этого образа непременно размахивают постановлением Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года о журналах «Звезда» и «Ленинград». Попробуем хотя бы кратко разобраться с содержанием и сутью данного документа и историей его появления.

Архивная стенограмма доносит, что ещё 18 апреля 1946 года в ходе большого совещания в Управлении пропаганды и агитации ЦК Жданов затронул и тему литературных журналов: «Товарищ Сталин дал очень острую критику нашим толстым журналам, причём он поставил вопрос насчёт того, что наши толстые журналы, может быть, даже следует уменьшить. Это связано с тем, что мы не можем обеспечить того, чтобы они все велись на должном уровне. Товарищ Сталин назвал как самый худший из толстых журналов "Новый мир", за ним идёт сразу "Звезда"… Что касается критики, то товарищ Сталин дал такую оценку, что никакой критики у нас нет, а те критики, которые существуют, они являются критиками на попечении у тех писателей, которых они обслуживают…»

«Толстые» журналы были главными инструментами литературной политики тех лет, именно они давали первые публикации писателей и поэтов, они же специализировались в области литературной критики. После мая 1945 года Сталин и высшее руководство СССР наконец получили время и возможность обратить внимание на вопросы, которые долгие годы боевых действий оставались третьестепенными. Представляется, что советские вожди, с некоторой — не побоимся здесь этого слова — наивностью по окончании войны ожидали заметного расцвета литературы. К весне 1946 года «на верху» не без раздражения заметили, что расцвет как-то не очевиден. Это и стало одним из толчков к разбирательству с литературными журналами.

Вопрос с московским «Новым миром» решили в рабочем порядке — сменили главного редактора, которым в 1946 году стал Константин Симонов. Всю войну редакцию журнала возглавлял невнятный литературный функционер Щербина. Довоенный редактор Владимир Ставский в июне 1941 года ушёл спецкорреспондентом на фронт и через два года погиб во время вылазки к немецким окопам. По господствующей ныне версии истории литературы, Ставский — «гонитель Мандельштама», и мало кто помнит, что он был талантливым и храбрейшим военным корреспондентом, в прямом смысле ходившим вместе с бойцами в атаки на Халхин-Голе в 1939 году, на Карельском перешейке в 1940-м и на фронтах Великой Отечественной войны в 1941—1943 годах.