Докладная записка Александрова появляется 7 августа, а на 9 августа уже назначено заседание Оргбюро ЦК, как раз посвященное вопросам культуры, прежде всего литературы и кинематографа. Вот на это заседание в Кремль и вызвали Петра Капицу с прочими ленинградскими товарищами. Заседание начиналось в шесть часов вечера.

«Как было принято в те времена, мы сначала зашли в бюро пропусков, — вспоминает Капица. — Там нам сказали: "Проходите по списку". Списки были на контрольных пунктах у входа и внутри здания. Всюду сверяли фамилии с паспортами и, как бы ощупывая глазами, спрашивали: "Оружия не имеете?"

Нас удивило, что внутри здания на контроле стояли не старшины, а подполковники. Один из них провёл всех шестерых в фойе с буфетом.

— Располагайтесь и ждите вызова, — сказал он. — Если есть желание — можете закусить. Буфет бесплатный.

Дмитрий Левоневский — замредактора журнала "Ленинград" — любил поесть. Он тут же пристроился к бутербродам с севрюгой и копчёной колбасой. Мы открыли пару бутылок лимонада, похожего по шипучести на шампанское, и тоже принялись закусывать.

Вскоре к буфету подошли Николай Тихонов, Александр Фадеев, Всеволод Вишневский. Они тоже были приглашены на заседание».

Кстати, заметим, что Капица подчёркивает отсутствие нательного обыска, какая-либо аппаратура обнаружения тоже отсутствует. А ведь тот же Капица воевал в морской пехоте — при соответствующих настроениях какой-нибудь трофейный «браунинг» малых размеров, скрытый под одеждой, мог бы уполовинить членов политбюро. Но, как видим, последние во главе со Сталиным не страдали излишней паранойей перед возможным киллером с пистолетом… Бутерброды с рыбой и колбасой в послевоенной стране при желании можно трактовать по-разному. Для одних это — атрибут «зажравшейся верхушки», для других — попытка создать минимальный комфорт сотням напряжённо работающих людей, которых постоянно и зачастую экстренно вызывали в Кремль с разных концов страны, и они прибывали сюда обычно прямиком с вокзалов и аэропортов.

«Минут через двадцать, — вспоминает Капица, — нас впустили в зал, где небольшие столики были расставлены в шахматном порядке. За каждый мог сесть только один человек. Впереди был невысокий барьер, за ним — полированный стол и три кресла.

В зал вошли несколько членов Политбюро, секретари Ленинградского горкома партии и работники Управления пропаганды Центрального Комитета. Они уселись за столики впереди нас. Вскоре и за барьером появились трое солидных мужчин. Андрея Александровича Жданова мы, конечно, сразу узнали, так как не раз встречали в Ленинграде. Он занял председательское место. Двое усачей уселись по бокам.

У меня невольно возникла мысль: "Вон тот усач справа, будь лет на десять моложе, мог бы в каком-нибудь фильме выступать в роли Сталина". В те времена, стоило лишь упомянуть имя Иосифа Виссарионовича, как люди на собраниях вскакивали с мест и бурно аплодировали. А если он появлялся сам, устраивали получасовую овацию. Этот же пожилой человек вошёл и скромно уселся почти у краешка стола. Одет он был как-то по-домашнему: просторный тёмно-серый костюм полувоенного, полупижамного покроя. Брюки заправлены в мягкие сапоги с невысокими голенищами…

За соседним столиком, слева от меня, сидел сотрудник аппарата ЦК. Я пригнулся к нему и шёпотом спросил:

— А кто тот седой справа?

Сосед посмотрел на меня с недоумением и отстранился. И тут я сам понял, кто это. Просто здесь, в ЦК, когда входил Сталин, не принято было вскакивать и встречать его аплодисментами. Всё происходило тихо, по-деловому.

Андрей Александрович Жданов открыл заседание и предоставил слово начальнику Управления пропаганды ЦК товарищу Александрову, предупредив, что ему отпущено десять минут.

Александров скороговоркой доложил, что оба ленинградских журнала — "Звезда" и "Ленинград" наряду со значительными художественными произведениями напечатали вещи серые, недоработанные, а порой пошлые, идеологически вредные… Больше всего досталось редакциям за то, что они поместили стихи Анны Ахматовой, а "Звезде" дополнительно за вредный рассказ Михаила Зощенко "Приключения обезьяны".

Закончил он весьма нелестным выводом: редакции обоих журналов не справляются с возложенной на них работой, а Ленинградский горком партии плохо ими руководит.

Александров уложился точно в десять минут».

Вероятно, фраза о Ленинградском горкоме была здесь ключевой. Капица дальше вспоминает: «…Слово получил ответственный редактор "Ленинграда" Борис Лихарев. Он и так был бледен и худ, а тут побледнел ещё больше. Казалось, не шёл, а тащился за барьер. Раскрыв блокнот, Борис каким-то отрешённым голосом каждую фразу начинал со слов "Правильно сказал товарищ Александров" и повторял перечисленные недостатки.

Сталин вдруг перебил его:

— Говорите зубастей! Почему со всем соглашаетесь? Лихарев несколько воспрянул духом и начал оправдываться…

Вторым пошёл за барьер Виссарион Саянов. Очки его сверкали, но сам он походил на сомнамбулу и тоже был бледен. Заговорил глухим голосом: "Приключения обезьяны" напечатаны не по вине Зощенко, а случайно, так как на редколлегии решили завести в журнале страничку для малышей.

— Разве ваш журнал для детей? — сердито спросил Сталин. — Элементарной требовательности нет ни у редактора, ни у секретаря. Пустой рассказ. Ни уму, ни сердцу ничего не даёт. Бездарной балаганной штуке предоставили место. Только подонки могут создавать подобные произведения. У Зощенко есть обиды на советских людей… Хулиган ваш Зощенко! Балаганный писака!

…Сталин не унимался, говорил резко, не сдерживая себя. Чувствовалось, что он очень сердит на автора "Приключений обезьяны":

— Видите ли, обезьянке в клетке лучше жить, чем на воле. В неволе легче дышится, чем среди советских людей!

— Они там битых у себя в Ленинграде приютили! — вставил реплику член Политбюро Георгий Маленков. Глаза его были без улыбки, а лицо вечно серьёзное, как у евнуха. — В "Ленинградской правде" так расхваливали Зощенко — тронуть не смей!»

Отметим, что эти резкие эпитеты Сталина в отношении Зощенко потом едва ли не слово в слово повторит Жданов в своём прозвучавшем на всю страну докладе. Отметим и ловкие уколы Маленкова в адрес ленинградского партруководства. Оно же в лице крайне далёкого от проблем литературы «крепкого хозяйственника» Попкова на том совещании оказалось не на высоте. Вспоминает всё тот же Капица:

«Заседание продолжалось. Секретарь Ленинградского горкома Широков, попросив слова, что-то мямлил, признавая критику в свой адрес, и жаловался на писателей, которые не посещают Университет марксизма-ленинизма.

Сталин резко оборвал его:

— Дайте им книги — сами разберутся. Они взрослые люди. В этой реплике почувствовалось, что Широкову больше

не бывать в горкоме, судьба его решена. Широков что-то ещё пробормотал в оправдание и ушёл. Его место занял первый секретарь Ленинградского обкома Попков, темнокожий, похожий на цыгана. Он стоял с видом провинившегося комсомольца.