— И чье же это имя? — проговорил бывший полководец.

— Оно твое, Убар Эрвиш, — проговорил он после небольшой паузы. — Ты станешь новым предстоятелем алатреев.

— Это прозвучало не как вопрос и не как просьба, — хмыкнул прославленный полководец.

— Потому что это утверждение. Кроме тебя, Убар, больше никто не сможет вытянуть эту лямку. Может ты и не заметил, но мы застряли в жопе и Тайвиши скачут у нас на головах, запихивая в нее все глубже и глубже. А мы только орем друг на друга, да припоминаем старые обиды.

— И ты думаешь, что просидевший в глуши двадцать лет солдат сможет это изменить? Похоже, ты слишком высоко меня ценишь.

— Я ценю тебя ровно на столько, на сколько ты стоишь. Как, впрочем, и любого другого человека. Ты герой, прихлопнувший проклятого разбойника Рувелию и весь его мятеж. И если ты выступишь против Тайвишей и их зарвавшегося ублюдка Лико, — от одного этого имени челюсть Кирота невольно заныла, а в ушах вновь появился шум обезумевшей толпы на пиру. — То люди за тобой пойдут. Потому что они тебя знают и помнят. Они знают, что тебе нужна не власть, а порядок и безопасность в государстве. И если против Тайвишей ты, то каждому идиоту станет понятно, что эта семейка несет нам лишь новую смуту.

— Только ты так и не спросил, хочу ли я этого.

— А мне плевать, что ты там хочешь. Ты нужен партии, Убар. Нужен Тайлару. Какие тут в бездну могут быть хотелки?

Вырванный из затянувшегося забвения полководец уже менялся на глазах. Его живот втянулся, плечи расправились, и даже изрядно поредевшие с годами волосы, казалось, обретали былую густоту. Он вспоминал молодость. Вспоминал годы своей славы и подвигов, когда его руки были руками самого Мифилая. Вспоминал того, кем он и был и от кого он прятался все эти годы, подменяя настоящую жизнь охотой, бездельем и распутством с рабынями. Кирот напомнил ему тот пьянящий и почти полностью забытый вкус долга. Вкус веры в себя и свое предназначение. Вкус жизни воина. И вспомнив его, Убар явно не желал возвращаться в болото добровольного изгнания.

— Ты прав, Кирот. Наши желания больше не имеют значения. Я согласен стать предстоятелем, — произнес он после долгого молчания. — Если остальные поддержат.

— За, — довольно улыбнулся Кирот.

— За, — вторил ему Энай Гатриш.

— Жа. (За) — издал шипение Сардо Циведиш.

— За! И за возрождение нашей чести и доблести! — Майдо Янтариш по военному ударил себя кулаком в грудь, словно приветствуя командира на поле брани.

— Мы за, — ответил за себя и за брата Киран Мендевиш.

— Я с вами, — проговорил сидевший до этого непривычно тихо старейшина Лиаф Тивериш.

— Ну как я могу пойти, против такого единодушия. Вы же потом нашлете на меня тысячу проклятий и свалите все грядущие беды, — рассмеялся Мицан Литавиш. — Убар Эрвиш, похоже мой голос твой.

Единственный кто так и остался молчать, был Тэхо Ягвиш. Юноша выглядел растерянным, он переводил взгляд от одного старейшины к другому, смотря на них с непониманием и то открывая, то закрывая рот. Этот юнец давно себя убедил, что право наследования обеспечит ему пост предстоятеля. Что другие алатрии, попав под магию его имени, вознесут его так же, как вознесли когда-то его отца, двоюродного дядю и всех последних Ягвишей. Это у алетолатов вечно происходила чехарда. Это они, что-то делили, переделывали и переназначили, пока алатреи соблюдали освященную традицией преемственность и в этой преемственности, как они думали, обретали свою силу. Но времена менялись. И измениться предстояло даже им, алатреям.

— Что, господин Ягвиш, у вас есть альтернативная кандидатура? Может вы хотите назвать нам другое достойное имя, вокруг которого сплотится партия? — даже не пытаясь скрыть издевки, проговорил Кирот.

Юноша поднял было на него глаза, но тут же опустил их поникнув, словно признавая своё бессилие.

— Нет, у меня нет другого имени. Я отдаю свой голос за Убара Эрвиша.

Вот и все. Ягвиши уступили ему партию.

На самом деле, трагичная и внезапная смерть Патара Ягвиша принесла им всем больше пользы, нежели вреда. Под его руководством алатреи гнили живьем. Они теряли цель, теряли смысл и единство. Они жили лишь мелочной наживой и оказались совершенно не в силах дать отпор проклятому жирдяю, что буквально за пару лет подмял под своё необъятное тело почти всё государство. А в создаваемом его семейкой Тайларе ни Кироту ни всем прочим алатреям, уже не найдется места. Разве что им позволят пожить в роли шутов с бубенчиками, за которыми оставят лишь одно право — право лебезить и извиняться всякий раз, когда хозяйский сапог застрянет у них в жопе.

Но теперь все должно было пойти по-другому. Теперь во главе их партии стоял воин. Воин, который умел и любил побеждать. И с ним его партия сможет свергнуть новых самодержцев, ещё до их воцарения. С ним, и ещё с одной тайной силой, чей час вскоре должен был пробить.

— И так, мы вновь обретаем предстоятеля. Но что же дальше? Или это все ради чего мы собирались? — проговорил Лисар Миндэвиш.

— Неш, не шсе. Шам нушэн вэшашел. (Нет, не все. Вам нужен вещатель), — прошипел сверток ткани, бывший когда-то харманским змеем

— Но господин Циведиш, у нас же есть вы и вы ещё живы. Да, эти ублюдки сильно вас покалечили, но я уверен, что в скором времени, вы…

— Неш. Я уше не я. (Нет, я уже не я)

— Абсурд, — не унимался стратиг касилейских тагм. — Я видел много увечий, и должен признать, что хотя ваши и весьма тяжелы и неприятны, иные солдаты восстанавливались и после более сложных ранений. Давайте просто не будем спешить. Давайте дадим времени…

— У аш, его нетш. Вэшашел нушэн шэйшаш. Тшы. (У нас его нет. Вещатель нужен сейчас. Ты.), — длинный сухой палец высунулся из под скомканных одеяний и ткнул в сторону Лиафа Тивериша.

— Я? — удивленно проговорил молодой мужчина, явно не ожидавший такого поворота.

— Тшы (Ты).

— Но, я не уверен, что справлюсь, тем более в такой момент. Конечно, я люблю выступать, и вроде получается у меня это весьма недурно, но вещатель… это очень большая ответственность.

— Я помошу. Я вуду пишат (Я помогу. Я буду писать).

— Это великая честь, господин Циведиш. Вы всегда были лучшим из живущих на нашем веку ораторов.

— Дша. Выл. (Да. Был)

— Тогда мне остается лишь поклясться родовой честью, что я стану самым прилежным вашим учеником.

Собравшиеся согласно закивали, безмолвно утверждая выбор харманского змея. Сардо Циведиш и вправду был лучшим из вещателей, чье мастерство и искусство давно обросли легендами. И если мастер слова, пусть искалеченный и лишенный теперь возможности произносить его самостоятельно выбрал себе преемника, то так тому и быть.

Конечно, Кирот Кардариш предпочел бы, чтобы вещателем остался Сардо. Но только тот прежний Сардо, чтоменял историю словом не хуже, чем иные мечом. А этот… этот лишь доживал свой век в личине искалеченной плоти. И ни Кирот, ни кто-либо иной уже не могли это исправить.