При этом все их знания, необыкновенная щедрость и тяжкий труд на службе короне не приносил прелатам никакой выгоды. Их неимоверное богатство и вынесло им приговор. Даже святой, подобно Брайтону Рочестерскому – нориджскому бенедектинцу и члену колледжа Баллиол, который был, возможно, «ангелом небесным», который «любил говорить на латыни», упомянутый в «Петре Пахаре» – не мог надеяться преодолеть эту пропасть, отделявшую высокопоставленных прелатов от простых смертных. Что же касается папства, которому еще столетие назад Англия и ее правители были столь преданны, то его еще более сильно порицали простые англичане из-за его богатства и жадности, которое вытекало непосредственно из него. Чтобы обеспечить существование своего роскошного двора в Авиньоне и распухший бюрократический аппарат, папство освоило профессии юриста, сборщика налогов и ростовщика. Поскольку ему не удалось в предыдущем столетии навязать свою гордую доктрину о «полноте власти» над светскими правителями Европы, а также из-за его постоянных унижений, поскольку оно являлось игрушкой в руках французского короля, папство попыталось навязать высокоцентрализованный контроль над всеми остальными, что было успешно, но имело еще более катастрофические результаты внутри самой Церкви, поскольку папство расширяло свои сети на доходы со всех бенефиций и на пожертвования в каждой стране христианского мира. В глазах тех, кто привык думать о себе, скорее, как об англичанах, нежели как о баронах, рыцарях или бюргерах, папство больше не казалось защитником, но оно представлялось как эксплуататор Ecclesia Anglicana.

Вместо апостольских и интеллектуальных брожений XII-XIII веков папские проблемы XIV века были сосредоточены на церковном налогообложении, первых плодах или аннатах, обеспечении бенефициями и продаже прошений и индульгенций. Аннаты – часть дохода от бенефиции в первый год – теперь востребовались со всех священников, готовые наличные деньги, чтобы заплатить аннаты, они могли получить у папских банкиров под ростовщические проценты, которые последовательно навязывались, – и это несмотря на христианское запрещение ростовщичества – под угрозой отлучения. И из-за войны с Францией и пребывания папы в Авиньоне каноническое право папы жаловать бенефиции все более сильно оспаривалось в Англии, которая стала самостоятельной и независимой. В 1376 году рыцари и горожане «доброго» парламента представили королю и совету петицию с жалобами, что «Римский двор, который должен быть фонтаном, первопричиной и источником святости и разрушителем алчности, симонии и других грехов», привлек к себе так много «епископств, санов, пребенд и других бенефиций святой церкви Англии», что из страны утекают средства, в пять раз превосходящие все королевские доходы от налогообложения. Это было, конечно, сильное преувеличение, но оно показывает, насколько папская практика возбуждала отрицательные чувства. Другими пунктами в жалобе Общин были следующие: что епископы находились в таких сильных долгах перед курией за свои доходы и аннаты со своих бенефиций, что они были вынуждены вырубать свои леса, занимать у своих друзей и требовать разрушительных поборов и субсидий со своих держателей и духовенства; что в результате купли и продажи церковных должностей «торговцами бенефициям, которые живут в греховном городе Авиньоне», «жалкий человек, который ничего не знает и ничего не стоит» может получить бенефицию в тысячу марок, в то время как английский доктор или магистр богословия вынужден довольствоваться пятнадцатой частью этой суммы, «так что клирики теряют надежду на то, что они будут избраны благодаря своему служению или своим талантам к знаниям... и люди все меньше посылают своих детей в школы, а духовенство, которое суть основа Святой Церкви и нашей святой веры, находится в упадке и уничтожается». Здесь также утверждалось, что папские сборщики налогов являлись французскими шпионами, которые вывозят из страны «секреты к большому ущербу королевства» и что когда бы папа ни пожелал выкупить одного из своих французских друзей, взятых в плен, он всегда требует субсидий с английского духовенства. «Пусть это будет принято, – заключили жалобщики, – что Господь поручил свою паству нашему святому отцу папе, чтобы тот заботился о ней, а не грабил»[448].

Папство стало настолько непопулярным в Англии, что когда незадолго перед вступлением на престол юного короля лондонское Сити устроило пышное празднество в его честь «с большим шумом от песен, труб, корнетов и шом и многими восковыми факелами», кульминацией процессии было чучело папы в окружении 24 кардиналов и «восьми или десяти скрытых под черными масками подобно чертям, недружелюбного вида, выглядевших как легаты»[449]. Когда вслед за попыткой восстановления папского престола в Риме французские кардиналы в 1378 году бросили вызов выборам фантастически вспыльчивого и властолюбивого итальянского папы Урбана VI, на основании того, что его выборы были произведены под давлением и угрозами римской толпы, и возвели на престол в Авиньоне с помощью его врагов другого папу под именем Клемента VII, английский парламент, собравшийся в Глостере, решил поддержать Урбана и, поступив таким образом, помог сохранить на следующие пятьдесят лет скандал, даже более серьезный, чем семидесятилетнее Вавилонское пленение, – одновременное существование двух, а в одно время и трех пап. Каждый папа требовал выплаты церковных налогов и сборов и каждый отлучил другого от Церкви как антихриста, в то время как оба провозгласили крестовый поход и наняли на службу те ужасные бродячие банды, которые сохранились со времен англо-французских войн с целью разорить земли и уничтожить сторонников друг друга, «единое одеяние Христа», как высказался проповедник, было роздано в аренду по частям, и, к ужасу и недоумению простых христиан, сторонников Урбана и Клемента, боровшихся за Его одеяние.

* * *

Великая Схизма, как это было названо, была кульминационной точкой событий, которые сотрясали веру людей в церковь на протяжении XIV века. Она проходила на фоне народного недовольства симонией, папскими провизиями, обслуживанием нескольких приходов одним священником, отсутствия в приходе приходских священников и продажи индульгенций, против которых и выступил с протестом ученый, протеже Джона Гонтского, из ланкастерского округа Ричмонд, теолог и философ Джон Уиклиф. Подобно большинству университетских докторов этот отсутствующий ректор, получавший доходы, позволявшие ему жить и заниматься своими учеными делами, последовательно от приходов в Филлингеме, Линкольншире, Людгершеле в Бекингемшире и в Лютеруорте в Лестершире и от маленькой пребенды в коллегиальной церкви Уэстбери-на-Триме, этот радикально настроенный йоркширец – одно время магистр небольшого оксфордского колледжа Баллиол и «по мнению многих величайший клирик из тогда живших» – начал с протеста против папских притязаний на местные бенефиции в пользу парламента, продолжил тем, что отверг церковное богатство и закончил нападками на большинство церковных должностей и обязанностей, включая неоспоримую власть священника исполнять таинство мессы. Он основывал свою точку зрения на жизни и учении Христа, как они были представлены в Библии, которую он считал единственным источником, необходимым для спасения, а также которые могли толковать даже самые низшие. «Никто не является таким уж невежественным школяром, но он может получить знание из слов Евангелия в соответствии со своими притязаниями». Все, что было необходимо, так это то, чтобы Библия стала доступной на их родном языке. «Пренебрегать Библией, – написал он, – это значит пренебрегать Христом». Вместе с группой оксфордских учеников он начал дело по переводу Библии с вульгарной латыни на английский язык.