Епископы и бакалавры, канцлеры и магистры, деканы, архидьяконы и архивариусы, «сгибающиеся под тяжестью серебра, полученные за отмывание наших грехов», все английское духовенство проходит перед глазами поэта.

Ленгленд видит, что то, что хорошо для мирян, хорошо и для священников:

И те и другие были испорчены повсеместным стремлением к мирским богатствам; и те и другие забыли основную цель христианства. Именно от истинной церкви, когда он неожиданно сталкивается с ней в своем сне, который он и передает, он выясняет, в чем заключалась эта цель:

Повернувшись спиной к миру, автор видения и толпа кающихся отправляется в паломничество, чтобы найти Св. Правду – святого, о котором профессиональный пилигрим, чьи шляпа и плащ были увешаны символами тех святынь, которые он посетил, по его уверениям никогда не слыхал. Именно здесь пилигримы случайно встретили на обочине дороги бедного пахаря, чья простая вера в Бога и бескорыстная служба своим братьям людям очень резко подчеркнула весь обман и тщеславие Церкви и государства. Потому что без единой жалобы он нес бремя других, потому что он был правдивым, справедливым и преданным своему слову и провел свои дни, обрабатывая землю тяжким трудом для общего блага, «как вопрошает настоящая жизнь», он и смог указать путь к Св. Правде:

Он представлял старомодную мораль. Он ожидал от рыцарей и лордов, что они будут защищать Святую Церковь и охранять простолюдинов от расточителей и грабителей, охотиться на ту дичь, которая наносит урон изгородям и посевам, быть милостивыми к бедным держателям и защищать их от несправедливых налогов. Он осудил всех бездельников, попрошаек и сквернословов и всех тех, кто вел безнравственный образ жизни. «Роберт бездельник, – провозгласил он, – ничего от меня не получит».

Ибо Ленгленд питал к нищим мерзавцам и бездельникам не больше симпатии, чем к богатым. Его отец являлся вассалом древнего пограничного с Уэльсом дома Деспенсеров и вместе со своей бедностью он, казалось, унаследовал уважение за феодальную преданность. У него не возникало желания уничтожить тот государственный порядок, при котором он жил, только сделать его более справедливым. Когда в его поэме рыцарь, чья совесть была тронута жертвенностью и честностью Петра, спросил его, в чем же заключаются его обязанности:

В мировоззрении этого консервативного моралиста нет ненависти, только жажда справедливости. «Христос на кресте, – написал он, – сделал всех нас братьями по крови».

При этом Ленгленда глубоко потряс контраст между плохо используемым богатством и незаслуженной и повсеместной нищетой. Для него, как и для более поздних английских идеалистов, отрицанием христианства казалось то, что честный бедняк угнетен и обманут. Возникало глубокое возмущение основателем его религии:

Его сердце было взволнованно, его возмущение вызывали «узники в долговых ямах и бедняки в коттеджах, обремененные детьми и рентой лорда»:

Пока все они находились в пренебрежении, он не мог почитать «лордов и леди и других в мехах и серебре». Подсознательно в его видении всегда присутствовало напоминание о Кресте и о том, что Христос выстрадал в бедности и пренебрежении, чтобы люди могли жить, и жить более богато:

Это сильно отличалось от тех гербов, которые носили рыцари Ордена Подвязки на пирах в виндзорской Круглой Башне.

Еще сильнее жажды справедливости было у Ленгленда чувство сострадания. Когда бездельники и расточители увильнули от своей работы на поле Петра и в результате были наказаны Голодом, пахарь пожалел и накормил их, хотя он знал, что, как только голод уйдет, они опять впадут в праздность и безделье:

Это произведение, написанное не тем, кто был хорошо образован и защищен наследственным богатством от жестокой борьбы за выживание и убогой средневековой бедности, но тем, кто все время находился на грани, «Петр Пахарь» смело бросало в лицо вызов всему христианству. Оно являло собой нечто большее, чем протест против социальной несправедливости, хотя и по этому поводу не было еще написано ничего более убедительного. Это глубоко религиозная поэма – замечательная по своему содержанию, если не по своей литературной форме, как, например, «Божественная комедия». Ибо весь его аскетизм, те добродетели, которые превозносит автор, заключались в прощении и милосердии. Когда священник зачитывает прощение, которое Петр получил от Правды для тех, кто честно трудился на земле или страдал от непомерных тягот или бедности, и оно заключалось в следующих суровых словах: