к тому месту, где виднелось несколько засохших деревьев. Вдруг он заметил, что всадники сдержали своих коней и остановились. И вот, как только Ху-Янь Чжо приблизился к этому месту, он вдруг вместе со своей лошадью полетел в яму. Сразу же поднялся шум и крики. С двух сторон к нему потянулись багры и крючья. Вначале выволокли Ху-Янь Чжо и связали его. А затем вытащили и его коня. В это время подоспели остальные воины Ху-Янь Чжо. Однако, когда Хуа Юн сбил из лука человек семь в переднем ряду, остальные повернули своих коней и ускакали прочь.

Когда Сун Цзян вернулся в лагерь, к нему подвели Ху-Янь Чжо. Увидев его, Сун Цзян встал со своего места и приказал:

– Сейчас же развяжите его!

Затем он, поддерживая Ху-Янь Чжо, провел его в главную палатку, усадил там и совершил полагающиеся по обычаю поклоны.

– Что все это значит? – удивленно спросил Ху-Янь Чжо.

– Разве осмелился бы я изменить императору? – заговорил тогда Сун Цзян. – Все произошло из-за того, что жадные и корыстолюбивые чиновники жестоко обошлись со мной, и я вынужден был совершить преступление. И вот временно мне пришлось скрываться от беды в Ляншаньбо. Но я не теряю надежды, что император объявит помилование и разрешит всем нам жить мирно. Я не хотел идти против вас, уважаемый полководец, и не думал, что вам придется тратить столько сил в сражениях с нами. Я искренне преклоняюсь перед вашими военными доблестями, и если сегодня мне пришлось совершить такой проступок, то умоляю вас великодушно простить меня.

– Я – ваш пленник, – сказал на это Ху-Янь Чжо, – и вы могли бы казнить меня. Что же заставило вас, справедливейший из людей, обращаться со мной столь вежливо и даже приносить мне свои извинения?

– Да разве посмел бы я нанести вам хоть какой-нибудь вред?! – воскликнул Сун Цзян. – Пусть само небо будет свидетелем: я говорил вам все для того лишь, чтобы добиться вашего прощения.

– Вы, почтенный брат, очевидно, хотите отправить меня в Восточную столицу, чтобы я просил у императора помилования для ваших людей? – сказал тогда Ху-Янь Чжо.

– Как же можно вам ехать туда? – воскликнул Сун Цзян. – В столице живет ничтожнейший человек— командующий Гао Цю. Он всегда забывает о больших заслугах человека, но зато хорошо помнит даже самые мелкие обиды. И разве оставит он безнаказанным то, что вы потеряли такую большую армию и средства? В настоящее время Хань Тао, Пэн Цзи и Лин Чжэн уже присоединились к нам. И сейчас, если вы не сочтете это для себя слишком позорным, я охотно уступлю свое место вам. Здесь, в лагере, вы можете дождаться тех времен, когда император снова призовет вас на службу и вы получите возможность спокойно заняться своим делом. Таким образом, вы снова сможете верой и правдой послужить государству.

Выслушав его, Ху-Янь Чжо глубоко задумался. Но наконец, видя столь почтительное к себе отношение Сун Цзяна и отдав должное справедливости его доводов, а также потому, что его имя было в составе тридцати шести звезд, он тяжело вздохнул и, опустившись на колени, отвечал:

– Я должен согласиться с вами не потому, что утратил чувство преданности своей родине, а лишь потому, что вашей справедливости нет равной. Я готов служить вам верой и правдой, так как все равно не могу возвратиться обратно.

Своим ответом Ху-Янь Чжо привел Сун Цзяна в восторг. Он тут же познакомил его со всеми остальными главарями и попросил Ли Чжуна и Чжоу Туна вернуть Ху-Янь Чжо его вороного коня с белоснежными копытами.

После этого все главари снова стали совещаться о том, как спасти Кун Мина. И тогда У Юн сказал:

– Выход один: нужно, чтобы Ху-Янь Чжо обманул их и заставил открыть ворота. Все остальное – пустяки. Это необходимо еще и потому, что лишит Ху-Янь Чжо всякой возможности даже думать о возвращении.

Выслушав У Юна, Сун Цзян подошел к Ху-Янь Чжо и, извиняясь, сказал:

– Вы не подумайте, что я стремлюсь разграбить богатства города. Мы хотим освободить Кун Мина и его дядю из тюрьмы. Но для этого мы должны обманом заставить их открыть ворота города. Иначе ничего нельзя будет сделать.

– Поскольку вы, уважаемый брат, удостоили меня своим доверием и приняли к себе, я считаю за долг отдать все свои силы на служение вашему лагерю.

В тот же вечер Цинь Мин, Хуа Юн, Сунь Ли, Янь Шунь, Люй Фан, Го Шэн, Се Чжэнь, Се Бао, Оу Пэн и Ван Ин оделись солдатами правительственных войск и вместе с Ху-Янь Чжо, всего одиннадцать человек, двинулись к городу. Когда они подъехали к городскому рву, Ху-Янь Чжо громко закричал:

– Открывайте скорее ворота! За мной гонятся!

Услышав голос Ху-Янь Чжо, охрана сразу же доложила об этом начальнику области My Юну. А надо вам сказать, что, потеряв Ху-Янь Чжо, My Юн пребывал в полном унынии. И вот, когда ему доложили о том, что Ху-Янь Чжо явился обратно, он несказанно обрадовался, быстро вскочил на коня и помчался на городскую стену. Оттуда он увидел Ху-Янь Чжо и сопровождавших его десяток солдат, лиц которых разглядеть было невозможно. А Ху-Янь Чжо он узнал лишь по голосу.

– Как же это вам удалось вырваться, господин командир? – спросил My Юн.

– Я попал в западню, которую мне устроили эти мерзавцы, – отвечал тот. – Они схватили меня и отвели в лагерь. Но солдаты, которые были со мной в походе, выкрали моего коня и вернулись сейчас вместе со мной сюда!

Выслушав Ху-Янь Чжо, начальник области приказал солдатам открыть городские ворота и опустить мост. Ху-Янь Чжо в сопровождении десяти главарей въехал в городские ворота. Он приблизился к начальнику области, и Цинь Мин одним ударом булавы сбил его с коня. А Се Чжэнь и Се Бао тем временем устроили пожар. Оу Пэн и Ван Ин Коротколапый тигр взбежали на городскую стену и там стали избивать солдат. Увидев пожар, Сун Цзян со своим отрядом ринулся в город. При этом он отдал приказ о том, чтобы населению не причиняли ни малейшего ущерба, и велел забрать лишь казну и продовольствие со складов. Кун Мин со своим дядей Кун Бинем, а также их родственники были освобождены из тюрьмы. Затем потушили пожар, уничтожили всю семью и всех родственников начальника области My Юна, забрали все его имущество и разделили между бойцами.

Когда рассвело, установили количество пострадавшего от пожара населения, оказали им всем помощь и раздали продовольствие. Ценности, которые находились в казне, и имеющиеся на складах