трое вытащили мечи из ножен и всматривались в каждую тень, будто штурмовали валы, возведенные притаившимися врагами. Всех троих напугала бледная обнаженная женская статуя, возлежавшая на битом камне и кирпиче в портике дворца. Однако, подойдя ближе, они обнаружили, что это не демоница, как им почудилось издали, а кариатида, что некогда возвышалась среди величественных колонн.

Следуя указаниям, полученным от Фаморга, троица вступила в главный зал. Здесь, под расколотой и осыпающейся крышей, они двигались с особенной осторожностью, опасаясь, что шепот или легкий толчок обрушат нависшие глыбы им на голову. Опрокинутые треножники из позеленевшей меди, столы и таганы из расщепленного черного дерева, яркие осколки фарфора мешались с обломками фундамента, пилястров и перекрытий; на руинах помоста из зеленого с кровавыми прожилками гелиотропа, среди изуродованных яшмовых сфинксов, что навечно застыли в карауле, кренился царский трон из потускневшего серебра.

В дальнем конце зала они обнаружили свободную от обломков нишу, из которой в катакомбы вела лестница. Прежде чем спускаться, Янур без церемоний приложился к бурдюку, значительно его облегчив, прежде чем передать Тирлейну Людоху, взглянувшему на товарища с беспокойством. Тирлейн Людох с Гротарой разделили последние капли, и Гротара не стал сетовать, что ему достался осадок. Подкрепившись, воины зажгли три факела из смолистого терпентинного дерева, которые принесли в саркофаге. Янур с обнаженным мечом и пылающим факелом в левой руке первым отважно углубился во мрак. За ним следовали товарищи, неся саркофаг, в который, слегка его приоткрыв, вставили факелы. Крепкое вино Йороса ударило им в голову, прогнав неясные страхи и дурные предчувствия. Впрочем, всем троим к выпивке было не привыкать, и воины двигались с изрядной осторожностью, ни разу не споткнувшись на плохо освещенных неровных ступенях.

Пройдя винные подвалы, заваленные треснувшими и расколотыми кувшинами, после множества зигзагообразных спусков они вышли в широкий коридор, вырубленный в сиените ниже уровня улиц. Коридор уходил в бесконечный мрак, его стены были целы, а потолок не пропускал ни единого луча. Они словно вступили в неприступную цитадель мертвых. По правую руку тянулись гробницы древних царей, по левую – цариц; боковые проходы вели к склепам членов царской семьи, а в конце коридора им предстояло отыскать погребальную камеру Тнепрееза.

Держась правой стены, Янур подошел к первой гробнице. По обычаю открытые врата делались очень низкими – и каждый, кто входил, должен был отвесить смерти смиренный поклон. Янур поднес факел к притолоке и с запинкой прочел высеченную в камне надпись, которая гласила, что здесь покоится царь Ахарнил, отец Агмени.

– Похоже, – промолвил он, – тут одни безобидные мертвецы. – Затем, побуждаемый выпитым вином, он пригнулся и сунул факел внутрь гробницы.

От изумления Янур грубо и громко выругался, отчего остальные бросили свою ношу и столпились у него за спиной. Заглянув в квадратную сводчатую камеру царских размеров, воины увидели, что внутри никого нет. Высокое кресло резного золота и черного дерева, в котором мумии полагалось восседать в короне и при параде, стояло у дальней стены на низком помосте. Карминно-черная мантия и серебряная корона в форме митры, украшенная черными сапфирами, лежали на кресле, как будто мертвый царь снял их и вышел вон!

Испуганные и быстро трезвеющие, воины ощутили, как по спине ползет холодок неведомой тайны. Впрочем, взяв себя в руки, Янур вошел в камеру, осмотрел темные углы, поднял и встряхнул мантию, но так и не понял, куда исчезла мумия. Пыли в гробнице не было, как не было ни малейших признаков разложения или зловония.

Янур вернулся к товарищам, и все трое некоторое время смотрели друг на друга в оцепенении, а затем занялись осмотром зала; Янур, подходя к дверям каждой гробницы, останавливался и вонзал факел в колеблющийся мрак, только чтобы обнаружить пустой трон и оставленные царские регалии.

Казалось, нет никакого разумного объяснения пропаже; при бальзамировании применялись восточные пряности вкупе с едким натром, которые делали мумии практически вечными. Непохоже было, что мумии похитили, ибо грабители прихватили бы драгоценные камни, ткани и металлы; еще менее вероятно, что мумии пожрали дикие звери, – тогда остались бы кости и клочья одеяний. Мифические ужасы Хаон-Гакки обретали мрачную неотвратимость; и искатели, продолжая путь в тишине погребального коридора, в страхе вслушивались и вглядывались во тьму.

Убедившись, что более дюжины гробниц пусты, воины заметили на полу мерцание каких-то металлических предметов. Оказалось, это два меча, два шлема и две кирасы слегка устаревшего фасона, какие некогда носили воины Тасууна. Вероятно, они принадлежали тем храбрецам, которых царь Мандис отправил на поиски зеркала Авейны.

Разглядывая зловещие находки, Янур, Гротара и Тирлейн Людох внезапно ощутили безумное желание как можно скорее разделаться с царским поручением и выбраться на солнечный свет. Они заспешили, больше не останавливаясь, чтобы осмотреть отдельные гробницы, на ходу обсуждая назревающую дилемму: что, если мумия, которой так жаждали Фаморг и Луналия, исчезла вместе с прочими? Царь велел принести ему останки Тнепрееза, и воины знали, что в случае неудачи никакие объяснения и оправдания приняты не будут. В подобных обстоятельствах о возвращении в Мирааб нечего было и думать; придется воспользоваться караванными тропами, что ведут в Зуль-Бха-Саир или Ксилак.

Казалось, воины уже давно бредут мимо самых древних гробниц. Камень здесь был мягче и легче крошился, а землетрясение нанесло гробницам самый ощутимый урон. Пол усеивали обломки, стены покрылись трещинами, в некоторых камерах обвалился потолок, и, чтобы убедиться в их пустоте, Януру с товарищами надо было просто повернуть голову.

Вблизи дальней стены путь преграждала пропасть, разделившая стены и крышу, а также порог и притолоку последней гробницы. Шириной эта пропасть была четыре фута, а измерить глубину факел Янура не помог. На притолоке они обнаружили имя Тнепрееза – древнюю надпись, повествующую о титулах и деяниях царя, разорвало надвое. Пройдя по узкому выступу, Янур вошел в склеп. Гротара и Тирлейн Людох, оставив саркофаг за дверью, втиснулись следом. Разбитый погребальный трон Тнепрееза опрокинулся поперек трещины, которая пролегала от стены до стены. От мумии не осталось и следа, – несомненно, она рухнула в эти зияющие глубины, когда упал трон.

Не успели искатели поделиться друг с другом тревогой и разочарованием, тишину нарушил тихий рокот, похожий на дальние громовые раскаты. Камень затрясся у них под ногами, стены дрогнули и закачались, а грохот, долетавший длинными раскатистыми волнами, стал громким и зловещим. Твердый пол вздыбился и с головокружительной неотвратимостью пошел в стороны; а когда воины развернулись, чтобы бежать, вселенная обрушилась на них ревущим потоком ночи и разрушения.

Очнувшись во тьме, Гротара ощутил мучительную тяжесть, как будто на его раздавленных голенях и ступнях