Тирлейна Людоха, и, как и старшие товарищи, успел побывать в самых отчаянных переделках.

– Я и говорю, поручение для гиен, – гнул свое Янур. – Царь понимал, что, кроме нас, во всем Мираабе никто из смертных не осмелится войти в проклятые склепы Хаон-Гакки. Двести лет назад царь Мандис, пожелав поднести в дар любимой наложнице золотое зеркало царицы Авейны, послал двух храбрецов в склепы, где мумия Авейны восседала на троне, держа зеркало в сморщенных руках… И они отправились в Хаон-Гакку… и не вернулись; а царь Мандис, послушавшись совета предсказателя, не стал больше испытывать судьбу и поднес наложнице другой подарок.

– Янур, твои басни порадуют висельников, – сказал Тирлейн Людох, старший из троицы, чья каштановая борода под солнцем пустыни стала пенькового цвета, – но я тебя не виню. Всем известно, что в склепах обитают существа похуже призраков или оживших мертвецов. Давным-давно туда пришли демоны из безумной и нечестивой пустыни Длот; я слышал, что цари покинули Хаон-Гакку из-за теней, что каждый день в полдень являлись в дворцовых покоях. Никто не знает, чьи это были тени, но, когда свет перемещался, они оставались неизменными, а заклинания жрецов и колдунов на них не действовали. Говорили, что плоть того, кто осмеливался коснуться тени или на нее наступить, мгновенно чернела, как у месячной давности трупа. Когда одна из теней уселась на трон Агмени, правая рука царя в ту же минуту сгнила до запястья и отвалилась, как струп прокаженного… И с тех пор никто не жил в Хаон-Гакке.

– Я слышал другое, – сказал Янур. – Город забросили, когда после землетрясения, что оставило в земле глубокие пропасти, из колодцев и хранилищ пропала вода. Царский дворец раскололся до сводов самого нижнего склепа, и, вдохнув адские пары из разлома, Агмени впал в помешательство; и до конца жизни, даже после ухода из Хаон-Гакки и основания Мирааба, царь так и не обрел ясности рассудка.

– Вот в это я верю, – сказал Гротара. – Похоже, Фаморг унаследовал безумие своего предка Агмени. Царский род близок к вырождению. Шлюхи и колдуны кишат во дворце, словно могильные черви; а в принцессе Луналии из Ксилака, которую Фаморг взял в жены, царь обрел и шлюху, и колдунью. Это по ее наущению он послал нас в склепы – мумия Тнепрееза нужна Луналии для ее нечестивых колдовских дел. Говорят, Тнепреез был великим колдуном, и Луналия хочет использовать его кости и прах для варки своих зелий. Тьфу! Не по душе мне служить ее поставщиком. В Мираабе хватает мумий для зелий, чтобы сводить с ума любовников царицы. Она одурманила и одурачила Фаморга.

– Берегись, – предостерег его Тирлейн Людох, – Луналия не откажется попить кровушки молодых и сильных… если нам повезет выбраться живыми из этой переделки, ты можешь оказаться следующим. Видел я, как она на тебя смотрела.

– Да я лучше лягу с дикой ламией! – возмутился Гротара.

– Твое бахвальство тебе не поможет, так что не зарекайся, – сказал Тирлейн Людох. – Видал я тех, кто испробовал ее зелья… Однако перед нами последняя винная лавка на пути, а у меня заранее першит в горле при мысли о нашем походе. Чтобы смыть эту пыль, мне нужно осушить добрую бутыль вина из Йороса.

– Твоя правда, – согласился Янур. – Я и сам высох, как мумия царя Тнепрееза. А ты, Гротара?

– Я готов выпить что угодно, кроме зелья царицы Луналии.

Верхом на трех быстрых и выносливых дромадерах – четвертый нес на спине легкий саркофаг для останков царя – воины оставили позади шумные улицы Мирааба, поля сезама, абрикосовые и гранатовые сады, раскинувшиеся на многие мили вокруг столицы. Еще до полудня они свернули с караванного пути на тропу, которой пользовались разве что львы да шакалы. Заблудиться воины не боялись – колеи от древних колесниц еще прорезали пустынную почву, с тех пор не знавшую дождя.

Первую ночь они провели под холодным хороводом звезд, по очереди карауля у костра, чтобы их не застиг врасплох лев или чтобы гадюка не заползла погреться между спящими. На второй день путь лежал между крутых холмов и глубоких оврагов, которые замедляли продвижение. Змеи и ящерицы не шелестели по камням, и только голоса путешественников и шаркающая поступь верблюдов нарушали тишину, что немым проклятием лежала на пустыне. Иногда над высохшими склонами холмов, на фоне мрачного неба, путники видели ветви столетних кактусов или стволы деревьев, сгоревших в незапамятные времена.

Закат второго дня застал их в виду Хаон-Гакки, чьи полуразрушенные стены возвышались на расстоянии менее четырех лиг в широкой долине. Подойдя к придорожному святилищу Юклы, маленького и нелепого божка смеха, чье покровительство считалось благом, воины порадовались, что до утра можно не продолжать путь, а укрыться в полуразрушенном святилище от демонов и вурдалаков, которые могли обитать вблизи проклятых руин. Они привезли с собой из Мирааба бурдюк с крепким рубиновым вином Йороса; хотя бурдюк уже опустел на три четверти, в сумерках воины плеснули вина на разбитый алтарь и помолились Юкле, прося даровать хоть какую защиту от демонов ночи.

Они улеглись прямо на истертых холодных плитах вокруг алтаря; вахту снова несли по очереди. Гротара нес третью: заметив, что низко висящие звезды начинают бледнеть, он разбудил товарищей на рассвете, что пеплом проступал сквозь угольно-черную тьму.

После скудной трапезы из инжира и сушеной козлятины воины продолжили путь, петляя по усеянным валунами склонам долины, если натыкались на бездонные разломы в земле и скалах. Из-за этих маневров дорога к руинам оказалась небыстрой и извилистой. Вдоль нее тянулись ряды давным-давно мертвых фруктовых деревьев, хлевов и амбаров, в которых избегали устраивать логово даже гиены.

Только к полудню они въехали на гулкие улицы Хаон-Гакки. Разрушающиеся дома плотно закутались в свои пурпурные тени, точно в драные плащи. Повсюду виднелись следы землетрясения, а изрытые трещинами проспекты и осевшие особняки подтверждали версию Янура.

Несмотря на разрушения, царский дворец высился над прочими руинами, хмурясь грудой темного порфира на низком акрополе в северной части города. Для сооружения акрополя в давние времена с холма красного сиенита срыли почву и обтесали его до отвесных стен, вдоль которых к вершине медленно вилась дорога. По ней и направились воины, а уже перед воротами внутреннего двора путь им преградила глубокая скальная расщелина. В ширину расщелина была меньше ярда, но дромадеры отказывались идти дальше. Воины спешились и, оставив верблюдов, легко перемахнули через расщелину. Гротара и Тирлейн Людох, неся саркофаг, вместе с Януром, который нес бурдюк, прошли под навесной башней.

Широкий двор был завален обломками башен и балконов, через которые воины пробирались с осторожностью; все