удостоив их равнодушным взглядом, он зашагал по дорожке из черного мрамора вдоль самого края обрыва. Вскоре он добрался до узкого мыса, над которым постоянно клубилось густое бесцветное облако, заслоняя вид на земли, лежавшие под ним.

Тайна этого облака, открывавшего проход в другие измерения и самые укромные уголки вселенной, известна была одному лишь Маал-Двебу. На этом мысе он соорудил серебряный подъемный мост и, перекидывая его на облако, мог попасть в любое место на Циккарфе или даже пересечь безвоздушное пространство между планетами.

Произведя кое-какие крайне замысловатые расчеты, он переместил легкий мостик так, чтобы другой конец опустился в то самое место на Вотальпе, которое планировалось посетить. Затем, убедившись, что расчеты и настройки безупречны, чародей прошествовал по серебряному мосту в сумрачный хаос облака. Погружаясь в непроницаемый серый мрак, он почувствовал, как все его тело словно растягивается над необъятной бездной, а руки и ноги изгибаются под немыслимыми углами. Любой неверный шаг мог забросить Маал-Двеба в такие закоулки вселенной, откуда его не смогло бы вернуть даже самое изощренное колдовство, но он частенько бродил этими тайными тропами и не потерял равновесия. Переход, казалось, занял целое столетие, но наконец колдун вынырнул из облака и спустился с мостика.

Глазам его предстало зрелище, которое и привлекло его внимание к Вотальпу. Перед ним во всем неописуемом разнообразии растительности раскинулась субтропическая долина, ровная и открытая на переднем плане, но постепенно уходившая вверх и ощерившаяся вдали, у скал и ущелий мрачных гор, зубами из кроваво-красного камня. Рассвет еще только занимался, но янтарное солнце, медленно высвобождаясь из плена карминового светила, уже понемногу заливало ночную долину странным медно-рыжим светом. Изумрудное солнце все еще скрывалось за горизонтом.

Выход из межпланетного тоннеля пришелся на поросший мхом бугор, за которым теперь клубилось бесцветное облако, точно такое же, как у потайного мыса на Циккарфе. Маал-Двеб ступил на холмик, нимало не заботясь о мосте. До возвращения странствующего волшебника мост пребудет там, где его оставили. Если же за время отсутствия Маал-Двеба какое-нибудь создание с Вотальпа дерзнет пересечь бездну и вторгнуться в его горную цитадель, наглеца будет ждать ужасная гибель в западнях и закоулках лабиринта или от рук верных железных слуг во дворце.

Спустившись с холма в долину, волшебник услышал жуткое заунывное пение, словно сирены оплакивали какое-то непоправимое горе. Пела группа необычных существ, наполовину женщин, наполовину цветов, росших в низине у сонной пурпурной реки. Маал-Двеб насчитал несколько десятков этих прелестных чудовищ, чьи жемчужно-розовые женственные тела распростерлись на алых бархатных ложах трепещущих лепестков, к которым они крепились. Лепестки эти держались на толстых, напоминающих матрасы, листьях и массивных коротких стеблях с цепкими корнями. Цветы росли неровными кругами, густо теснясь в центре и зияя прорехами в своих рядах по краям.

Маал-Двеб приблизился к женщинам-цветам с некоторой опаской, поскольку знал, что они вампирши. Руки их плавно переходили в щупальца, длинные и бледные, как слоновая кость, стремительнее и гибче змеи в броске; этими щупальцами они обыкновенно опутывали опрометчивых путников, привлеченных их колдовским пением. Конечно, хорошо зная неумолимые законы природы, Маал-Двеб в своей мудрости не порицал такой вампиризм, но при этом отнюдь не жаждал оказаться его жертвой.

Он обогнул эту диковинную клумбу, держась от нее на почтительном расстоянии, скрытый от взглядов женщин-цветов огромными валунами, на которых пышно разрослись высокие желтые и красные лишайники. Вскоре он приблизился к разбросанному в беспорядке внешнему ряду цветов, расположенному чуть выше по течению реки от того холма, где он сошел с моста. И тут глазам его предстала картина, подтверждавшая то, что он увидел в искусственном мирке своего планетария: дерн был разворочен в том месте, где пять цветков, росших поодаль от других, были с корнем выдраны из земли и куда-то унесены. В своем видении колдун стал свидетелем похищения пятого цветка и сейчас понял, что подруги оплакивают ее.

Внезапно, точно женщины-цветы разом забыли свое горе, причитания их переросли в громкое, мелодичное и сладострастное пение Лорелеи. Так волшебнику стало ясно, что его присутствие раскрыто. Хотя и привычный к разного рода колдовским чарам, он обнаружил, что вовсе не остался равнодушен к манящему хору опасных голосов. Вопреки собственным намерениям, словно забыв об опасности, он выглянул из-за поросших лишайником спасительных валунов. Коварно и незаметно песня зажгла в его крови огонь странного возбуждения и ударила в голову, точно хмельное вино. Шаг за шагом, постепенно теряя осторожность, чему он сам впоследствии не мог дать внятного объяснения, колдун приблизился к сладкоголосым цветам.

Теперь, остановившись на некотором расстоянии, которое он в своем колдовском опьянении счел безопасным, Маал-Двеб отчетливо различал получеловеческие черты вампирш, склонявшихся к нему в причудливых зазывных позах. Эти экзотические раскосые глаза, похожие на смертоносные продолговатые опалы чистейшей воды, змеящиеся локоны бронзово-зеленых волос, губительный яркий кармин губ, плотоядно шевелившихся даже во время пения, внезапно пробудили в нем ощущение угрозы. Слишком поздно он попытался воспротивиться искусно наведенным чарам. Распрямившись движением мгновенным, как солнечный луч, длинное бледное щупальце одной из чаровниц обвилось вокруг него, и колдун, несмотря на тщетные попытки отбиваться, в мгновение ока очутился на ее ложе.

Сестры ее немедленно прекратили пение и разразились ликующими вскриками, шипящими и пронзительными. Те, что располагались по соседству от поимщицы, в предвкушении залопотали, надеясь, видимо, что та поделится с ними добычей.

Маал-Двеб, однако, смог теперь пустить в ход свои колдовские способности. Не выказывая ни страха, ни беспокойства, он пристально разглядывал прелестное чудовище, которое затянуло его на край своего бархатного ложа и теперь ласкало плотоядным взглядом.

Применив элементарные основы ясновидения, он получил кое-какие сведения относительно пленившего его создания. Узнав ее истинное, тайное имя, которым назывались и ее сестры, он произнес его вслух твердым, но нежным тоном и, таким образом при помощи первичных законов магии получив власть над своей захватчицей и над всем ее племенем, в мгновение ока освободился от пут. Женщина-цветок, в чьих странных глазах промелькнули страх и изумление, отшатнулась от него, точно испуганная ламия, но Маал-Двеб принялся успокаивать и утешать ее на полубессвязном языке этого племени. Вскоре он завоевал расположение всех остальных сестер. Эти простые и наивные существа мгновенно позабыли свои кровожадные намерения и свое изумленное замешательство и, казалось, приняли чародея так же, как принимали три солнца и погодные условия планеты Вотальп.

Разговорившись с ними, волшебник убедился в правильности сведений, которые получил, разглядывая крошечный шарик в своем планетарии. Поскольку по природе своей женщины-цветы были ближе скорее к растениям и животным, нежели к людям, их мысли и эмоции