– Да, только вот вторая автоцистерна нам скоро нужна, – стояла вместе с тысяцким и старшим автомехаником Женя. Егор ещё не видел её столь тревожной. Лицо исхудало, под глазами круги, даже золото волос и то потускнело, и глаза блестят, как в лихорадке, но ни словом она не обмолвилась про сестру, лишь про дело.

– Трудно будет в конвой её к сроку поставить. Но, коли получится, на чурочках не одна она будет ездить и без всякого старого топлива, – развёл испачканными в машинном масле руками Семён.

– Можно все машины в автокорпусе на газогенераторы перевести, – объяснил Егор.

– Древесный газ на одну половину из азота, на пятую из окиси углерода, чуть меньше из водорода и немного из двуокиси углерода и метана смешивается. Не хороши такие машины, – Женя оббежала глазами автоцистерну. – Углерод не даёт газу толком гореть, азот и вовсе его не питает. Двигатель разгоняется вполовину слабее, значит машины с газогенератором едут медленнее, не то что на новогептиле. Чтобы разжечь дрова и нагреть бак – не меньше четверти часа потратить надо, значит не получится сразу сесть, завести мотор и уехать, если на остановке на нас кто-нибудь нападёт.

– И такую машину теперь ставить в конвой? – недовольно скривился Василий. – Она же всех нас подставит. Может содрать с неё все эти чёртовые котлы, чтобы потом в пути где не раскаяться?

– Эк чё, «содрать»! – расстроился Семён и возмутился. – Она и на обычном топливе побежит, как родная. Переключить-то движок – минута!

– Если бы у нас эта минута была, когда стрелять начнут, «родненький»! – дразнился Василий.

– Нет уж, ежели они эту рухлядь ржавую заново шить начнут, ещё два года потратят, – Егор разочарованно осматривал машину от самого переднего бампера до задних ступиц. Даже, когда мотор заводили, казалось, с рамы сыплется ржавый прах. – Доделывайте, как начали. Ставьте скорей на колёса и готовьте в конвой. Без новогпетила нам Долгую Зиму не протянуть, а без второй автоцистерны на восток ехать глупо.

– Не гонял я ещё на ваших зажигалках по Пустошам, прости Господи, – презрительно сплюнул Василий, поглядывая на машину. Одну часть успели выкрасить в камуфляж с серыми полосами, другая рыжела ржавчиной. – Искра от газогенератора в цистерну зале́тит – шарахнет так, что до самого Монастыря будет видно.

– Она и так, считай, два раза горела. Её из притащенных со старого взлётного поля автоцистерн собирали, – будто бы извинялся за развалюху Семён.

– И на десять литров новогептила ей нужно полтонны дров. Одна четверть старого топлива обычно разводится тремя четвертями чистой воды. Раньше на неразбавленном ездили и двигатели глохли реже. На этой же кочегарке заглохнуть, как нечего делать… – Женя прижала ладонь ко лбу, и Егор затревожился, но вперёд влез Василий.

– Если возле степей эта колымага заглохнет, то вместо Серых Городов Китеж увидим, или, не приведи Господь, прямо в Горган загремим, к магометанам.

– Значит выбери самый правильный путь мимо степей, – торопливо отчеканил Егор. Женя прикрыла глаза и стояла, как оглушённая. За весь день она ни разу не расплакалась о сестре, значит пыталась задушить своё горе в работе. Но бессилие сделать что-нибудь любого иссушит.

– Ты многих потерял, Ваисль, когда бежал из Поднебесья… семью? – совершенно неожиданно спросила она Волкодава. Лицо Василия изменилось. Теперь он смотрел на машину, как будто в её недоделках видел всё своё, не сложившееся.

– Добрых знакомых у меня в Поднебесье сейчас не осталось. Так что, если попадёмся на юге, добра лучше не жди. Что семья? Да, жена молодая, двое мальчишек в Поднебесье растут, но им лучше забыть про Люта. В моём доме новый мужик хозяйничает, но это ещё ничего. Много честных людей, кто с Берегиней братчину пить отказались, на воротах повесили, других сослали подальше из Китежа, чтобы Змее править сподручнее. Но я свою дружину раньше увёл, опричничков её не стал дожидаться.

Василий кашлянул. Воздух в автокорпусе и правда пропах новогептилом. Ворота боксов с утра до ночи стояли открытыми, холод проникал с улицы и всё равно не выветривал всех испарений. Но Егор не поэтому не мог перехватить его глаза. Тысяцкий нарочно ото всех отвернулся.

– Уходили единым отрядом, как из-под Китежа снялись, а товарищи мои бывшие, навроде Берислава, с которым на юге кровь проливал, за мною гнались, будто за лосём на охоте. Много кто из дружинников не хотели идти к христианам. Решили двинуть на север, затеряться среди невегласе – таких я не держал, но сам думал: спасение есть только одно – Монастырь. В Крае всего две соразмерные силы: одна на западе вокруг озера строится, другая на востоке под крестами и за каменными стенами сидит. В те дни Волк мне и стал ближе Змеи. Кто на север подался, тех я больше не видел. Говорят, перебили их. Бывалых дружинников, кто по двадцать Зим Вану служил, как безродных собак расстреляли, без тризны и справы, и всё по велению одной злющей бабы. Берегиня так головы доверчивые заморочила, что друг на друга пошёл, и волхвы Исконную Веру предали. Смотреть на Змею и то несчастье: одним взглядом сердце отравит и пропадёшь.

– Почему же ты не вывел семью? Ты ведь был главная их опора.

Егор прислушался, Женя говорила отнюдь неспроста, дурное сжалось на сердце.

– Всего не успеть, выбирать надо: или семья, или братья. Я к вам триста дружинников перевёл через Кривду, тогда мы клятвами перед Богами и Предками были связаны не хуже, а крепче семьи. И не я один всех потерял, никто своих мать, жену или ребёнка с собой не привёл. Может быть и