Помня об этом, Леонардо сумел изобразить неуловимую улыбку: она как будто пропадает, если мы слишком пристально в нее вглядываемся. Тончайшие линии в уголках рта Лизы чуть-чуть загнуты книзу — в точности как у губ, парящих над анатомическим листом. Если смотреть на ее рот в упор, наша сетчатка улавливает все эти мельчайшие подробности и очертания, и нам кажется, что Лиза не улыбается. Однако если слегка сместить взгляд, перевести его на глаза, щеки Лизы или на другую часть картины, то рот будет виден уже боковым зрением. Он покажется чуть-чуть более размытым. Тончайшие линии в уголках губ станут неразличимы, хотя мы по-прежнему будем видеть, что там пролегли тени. И вот эти тени, вместе с мягким сфумато по краям рта Лизы, будут создавать впечатление, что ее губы загибаются кверху и складываются в едва заметную улыбку. Таким образом, чем меньше мы стараемся обнаружить улыбку, тем ярче она проступает.

Недавно ученые нашли технический способ описать происходящее. «Отчетливая улыбка гораздо лучше видна на изображениях с низкой пространственной частотой [т. е. более расплывчатых], чем на изображениях с высокой пространственной частотой, — рассказывает Маргарет Ливингстон, нейробиолог из Гарвардской медицинской школы. — Например, если вы смотрите на картину и фокусируете взгляд на фоне или на руках Моны Лизы, то на ваше зрительное восприятие будут оказывать воздействие низкие пространственные частоты, так что ее губы будут казаться уже более улыбчивыми, чем когда вы смотрите прямо на них». Исследование, проведенное в университете Шеффилд-Халлам, показало, что такую же технику Леонардо применил не только в «La Belle Ferronière», но и в недавно обнаруженном рисунке «La Bella Principessa»[856].

Итак, самая знаменитая в мире улыбка изображена неуловимой умышленно и сознательно, и в этом заключена важная для Леонардо мысль о сути человеческой природы. Леонардо очень искусно запечатлевал внешние проявления внутренних движений людей. Но здесь, в «Моне Лизе», он показывает нам нечто более важное: а именно — что нам не дано до конца понять истинные чувства человека по их внешнему проявлению. Чужие чувства нельзя постичь до конца, они всегда подернуты пеленой.

Пока Леонардо доводил до совершенства «Мону Лизу», его эпигоны и некоторые из учеников писали с нее копии, и, возможно, учитель иногда сам помогал им. Некоторые копии получились очень удачными — включая те, что сегодня известны как «Верноновская Мона Лиза» и «Айзелуортская Мона Лиза». Высказывались даже мнения, будто их целиком или частично создал сам Леонардо, хотя большинство экспертов из академического мира относятся к таким утверждениям скептически.

135. «Мона Лиза», копия из Прадо.

Самая красивая копия хранится в мадридском музее Прадо, и в 2012 году ее расчистили и реставрировали (илл. 135). Она позволяет получить хотя бы приблизительное представление о том, как выглядел оригинал до того, как пожелтел и растрескался лаковый слой[857]. Помимо тонких бровей Лизы, на этой копии хорошо видны насыщенные медные тона ее рукавов, четкость дымчато-голубого пейзажа, золотая узорная вышивка на вырезе платья, прозрачность тонкого платка, наброшенного на левое плечо, и яркий блеск локонов.

Это поднимает вопрос (для некоторых — кощунственный) о том, стоит ли расчистить и реставрировать подлинную «Мону Лизу», как Лувр уже поступил со «Святой Анной» и с «Иоанном Крестителем». Венсан Дельевен, проницательный луврский хранитель «Моны Лизы», описывал тот трепет, который он испытывает раз в году, когда картину достают из-под стекла и вынимают из рамы, чтобы тщательно осмотреть. Впечатление подвижности только усиливается. Дельевен понимает, что, если удалить почти весь лак, даже не трогая красочный слой, «Мона Лиза», заметно потемневшая даже за последние годы, предстанет в первозданном великолепии, пускай и неполном. Но эта картина успела превратиться чуть ли не в икону, и ее так полюбили во всей ее лаковой сумрачности, что даже самая легкая расчистка наверняка вызовет шумную полемику. Правительство во Франции свергали и за меньшие прегрешения.

136. «Монна Ванна».

Из вторичных произведений, выполненных учениками Леонардо в подражание «Моне Лизе», наиболее интересны, пожалуй, полуобнаженные варианты, которые часто называют «Моннами Ваннами». Их сохранилось не менее восьми, причем один приписывается Салаи (илл. 136). Поскольку одновременно создавалось много этих полуобнаженных версий портрета, Леонардо, вероятно, одобрял их или находил забавными. Не исключено даже, что он сам мог выполнить предварительный рисунок или даже живописный оригинал, позже утраченный. В замке Шантийи хранится один картон со следами булавок, как будто изображение собирались использовать как основу для живописи; высокое качество этого картона и заметная кое-где штриховка, типичная для левши, указывают на участие Леонардо и, возможно, на то, что замысел принадлежал ему самому[858].

Во время Второй мировой войны, когда британцам нужно было связаться с союзниками во французском Сопротивлении, они пользовались кодовой фразой: «La Joconde garde un sourire» («А Джоконда все улыбается»). Пускай даже кажется, что ее улыбка иногда меркнет, в ней скрывается неизменная мудрость веков. Ее портрет — проникновенное изображение человеческой сути с ее тончайшими связями, которые тянутся от самых тайников души к внешнему миру.

«Мона Лиза» стала самой знаменитой картиной в мире не в силу счастливой случайности и не благодаря громкой рекламе, а потому, что ей удается вызывать в зрителях эмоциональный отклик. Она пробуждает в душах людей сложную цепочку психологических реакций, которые как будто читаются и на ее собственном лице. Что самое удивительное, она как будто чувствует наше присутствие и осознает, что мы на нее смотрим. И именно это делает ее живой — живее всех других портретов, когда-либо написанных. А еще это делает ее единственным в своем роде, непревзойденным творением человеческих рук. По словам Вазари, «портрет написан так, что заставляет трепетать и смущаться всякого выдающегося художника».