Все заворожённо любовались окружающим мистическим пейзажем.

София видела, как отовсюду поднимались танцующие струйки бурого дыма, колышущиеся, словно водоросли на дне залива. Некоторые, как щупальца, обвивали машину, липко касаясь стёкол ледяными присосками. Те сразу мутнели, как будто политые жиром.

Максим, который, наверное, не видел этой чертовщины, включил дворники, недоумевая, как среди ясного дня на стёклах появилась изморозь.

Скоро они подъехали к комплексу отелей. Стеклянные башни собрались в кучку, похожие на аквариумы, собранные для ремонта.

— К пещере Лота поедем завтра, а перед ужином давайте искупаемся, — предложила София.

Бросив вещи в номера, наскоро упаковались в пляжные халаты, отчего стали похожи на группу пациентов клиники, и спустились к отельному пляжу. Солнце садилось. В это время берег оказался пустынен.

— Эй, сейчас стемнеет. Здесь закат наступает почти мгновенно, — торопила София.

Идти по дну, покрытому вместо песка колючими кристаллами соли, — удовольствие не из приятных. Зайдя по грудь, она погрузилась в странную жидкость, которая не ждала гостью и нелюбезно выталкивала тело наружу, предлагая зайти в другой раз. Понадобилось время и изрядная настойчивость, чтобы проникнуть в этот негостеприимный мир и остаться в нём. София парила в загадочной субстанции в неустойчивом равновесии, и казалось, малейшее неудачное движение способно это равновесие нарушить. Тогда легко соскользнуть с поверхности планеты и улететь неведомо куда.

Посмотрела на приятелей, копошащихся в воде, поверхность которой была совершенно неподвижна, словно огромное, мутное и очень старое зеркало, покрытое туманными пятнами. Каждый путём смелого экспериментирования нашёл свою позу, позволяющую укрепиться в противоестественной среде, отчего все стали похожи на чудищ, плавающих в колбах с формальдегидом.

Сумеречный день или солнечные сумерки внезапно окончились, будто разом взяли и выключили свет. Сразу стало темно, поскольку звезды и луна проявляли нерешительность, будто дожидаясь сигнала: «Да, уже можно выходить». Наконец они осторожно появились на небосводе, и к аромату кипящей смолы добавилась мерцающая подсветка. Адский пейзаж приобрёл мрачную гармонию.

На берегу зажглись прожектора, освещая пляж и прибрежную зону. И вдруг вся необъятная масса моря вспыхнула миллиардами горящих точек, словно по слабо тлеющим углям ударили палкой и туча раскалённых искр облаком разлетелась вокруг.

София разглядела, что эти искры — весёлые бесята, неистово скачущие в воде. Они сталкивались между собой, переворачивались и крутились, кидая друг другу крохотный мяч. Смотреть на дьявольское регби было забавно, но спутники, наверное, видели в воде лишь сияющую звёздную россыпь. Когда не хочется говорить правду, на выручку всегда приходит наука:

— Это кристаллизуется соль, — объяснила друзьям София. — Нам повезло. Такое не всегда увидишь. Нужно определённое сочетание температуры и давления.

Она с удовольствием поплыла вперёд, в тёмное застывшее пространство, уверенная, что регбисты, увлечённые своим матчем, не причинят вреда. В глубине слабо светились подводные сталагмиты, покрытые острыми шипами и лезвиями соляных кристаллов. Некоторые поднимались почти к поверхности, образуя опасные ловушки для неосторожного купальщика. София крикнула:

— Здесь много опасных островков. Можно обрезаться. Не отплывайте от берега!

— Жуткое место, — произнёс Андрей хриплым шёпотом. — Кажется, что меня кто-то куснул за задницу.

— В этом море нет живых организмов, — успокоил приятеля Максим.

Вернувшаяся на мелководье София могла бы с ним поспорить. Потусторонних сущностей здесь было с избытком. Были ли они опасными? Пожалуй. Как опасно любое сильное лекарство. Это море — типичная мёртвая вода из сказок. Но в сказках, как всегда, есть недомолвки. Это вода убивает не тело, а болезни. Если, конечно, её не пить.

Максим между тем продолжал:

— Мой знакомый врач считает, что Мёртвое море лечит не минералами, растворёнными в воде. Исцеляет подсознательный испуг, животный страх. Тело не может понять, где оно оказалось и что с ним. Наша генетическая память знает и любит море как материнскую среду, где зародилась жизнь. Мы дружим с водой, она живая, с ней можно общаться, у неё есть чувства и разум. Но здесь — загадочная, безжизненная среда, которая пахнет битумом и соляркой. Она чужда человеку и неохотно терпит его присутствие в себе. Здесь даже нельзя утонуть. Вдобавок мы находимся на четырёхсотметровой глубине. Давление выше обычного, словно на чужой планете. В итоге, когда мозг не понимает, что случилось, он решает, что вокруг угроза жизни, и передаёт организму сигнал: «Спасайся кто может!». Организм включает все резервные силы, и происходит исцеление.

«В чём-то он прав, — подумала София. — Мы сражаемся не с болезнью, а с самим собой. Не существует врага-гриппа — бывает, что наше тело впускает грипп в себя, словно мошенника, втёршегося в доверие и пришедшего в дом на вечеринку. Иногда дурные люди приходят в гости. Хорошо, когда, осознав это, мы предлагаем таким посетителям уйти. Ещё лучше, когда принимаем меры, чтобы и впредь они забыли сюда дорогу. Во всех случаях — проблема в нас. Не надо дружить с плохими мальчиками. Или девочками…»

— Что-то подобное происходит с нырянием в прорубь, — пыхтя, произнёс растопырившийся Андрей. Море выталкивало его прочь, нежно, но настойчиво. Ухватиться за коварную воду удавалось плохо. — У меня с детства была хроническая ангина. Все по мокрой траве бегают, а я сижу в тёплых носках, и горло болит. К каким только врачам меня не водили. Всё без толку. Потом я попал в руки народного целителя. Вредный такой мужичок, маленький, но крепкий. Сначала мы голые в одних кедах и шапках час бегали по заснеженному лесу.

— Красную Шапочку не встретили? — уточнила Ольга.

— Вдали показалась какая-то тётка, но, заметив нас, убежала так быстро, что я не разглядел цвет шапки.

— Не догнали, спортсменка, наверное, — с сожалением вздохнула Ольга.

София подумала, что на самом деле Ольга — совсем не такая, какой пытается казаться. Просто много лет назад она нанесла на лицо маскирующую маску, в которой ей было комфортно находиться. Маска состояла из четырёх слоёв цинизма, трёх слоёв сексуальной распущенности, одного — гламурного стёба и двух — грубости.

Андрей увлечённо продолжал:

— Потом этот мужичок велел снять кеды и окунул меня в прорубь. Три раза: во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

— Как ощущения?

— Когда я оказался в ледяной воде, то понял: всё, я сейчас умру. Видимо, все резервы, дремавшие в моём хилом теле, организм призвал на фронт. Я не умер. Горло прошло в тот же день.

— Когда это было? — спросила Ольга.

— Лет десять назад, с тех пор у меня ни разу не случалось ангины.

София подплыла ближе:

— Думали, что в лесу маньяки завелись, а это ты лечился. Прорубь хорошо помогает. Принцип тот же: страх. В ледяной воде разум пугается и забирается в самый тёмный угол подсознания. Прячется от буки, как малыш под кроватью. И организм сам спасает себя.