В какой-то миг Дину показалось, что ноги женщины вот-вот подкосятся, поэтому он бросился к ней и попытался поддержать под руки. Но женщина сделала жест рукой, давая понять, что это лишнее. Потом, еле двигая разбитыми в кровь губами, произнесла фразу, которая заставила сердце Дина буквально сжаться от боли:

– После пяти суток непрерывных пыток упасть на бетонный пол для меня не самое страшное.

Это была единственная фраза, которую успела произнести женщина. В следующую минуту дверь камеры снова отворилась, и тюремщик, схватив женщину за локоть, вытащил ее в коридор. Как понял Дин, эта встреча была незапланированной, просто в тот миг по коридору вели какого-то заключенного, с которым не должны были встречаться другие зэки. Вот женщину и втолкнули в первую же попавшуюся камеру.

Весь остаток дня Дин только и делал, что думал об этой женщине. До этого он много слышал от своих чилийских товарищей, а также читал в газетах о пытках, которые пиночетовская охранка практикует в своих тюрьмах. Однако одно дело слышать об этом и читать, и совсем другое – увидеть результаты этих пыток воочию.

В феврале 1975 года на очередной сессии Международной комиссии по расследованию преступлений военной хунты в Чили был распространен документ о систематических издевательствах, которые применяла хунта к врагам режима. Дин читал этот документ и буквально ужасался изощренности пиночетовских палачей. В их арсенале было более двух десятков различных пыток, начиная от «цивилизованных» – электрошока и подвешивания заключенных за ноги и за руки к потолку – и заканчивая «варварскими» – пытки голодными крысами и помещение в карцер, кишащий насекомыми. Многие из этих пыток, как писалось в документе, превзошли собой даже гестаповские. К слову, одним из главных консультантов ДИНА был Вильгельм Рауф, который в годы войны был штандартенфюрером СС и «прославился» тем, что был одним из авторов «душегубок» (газовых камер). Вообще в пиночетовских спецслужбах служили несколько десятков бывших нацистов, которые после войны нашли свое прибежище в Чили и все эти годы жили в специальном закрытом поселении.

Несмотря на все старания хунты скрыть факты массовых издевательств над заключенными, правда все-таки просачивалась за пределы страны. Однако все попытки мировой общественности приехать в Чили с инспекцией лагерей и тюрем (в частности, этого добивалась Специальная рабочая группа Комиссии ООН по правам человека) хунта отвергала. «У нас пытки не применяются, поскольку это чуждо нашему образу мыслей и действий», – заявляли высокопоставленные чилийские дипломаты.

Размышляя в тюремной камере обо всем этом, Дин прекрасно отдавал себе отчет, что он находится в привилегированном положении. Если бы ДИНА захотела его убрать, она бы давно это сделала, причем эта акция была бы по-настоящему устрашающей: перед смертью его бы наверняка жутко пытали, мстя тем самым за активную антипиночетовскую деятельность. Но вместо этого его вот уже три недели держат в тюрьме и даже пальцем не трогают. «Судя по всему, меня собираются использовать в пропагандистских целях, – думал Дин. – Выпустят на свободу, а потом раструбят на весь мир, как хунта гуманна со своими противниками. Только ведь я тоже молчать не буду и подробно опишу все, чему был здесь свидетелем».

Наивно думать, что главари хунты не понимали этого. Однако они исходили из того, что свидетельства Дина Рида станут всего лишь очередными в длинной череде таких же свидетельств, которые гуляли по миру. Как говорится, одним свидетельством больше, одним меньше – не суть важно. Другое дело – факт освобождения видного борца за мир из пиночетовских застенков. На этом факте можно было строить мощную пропагандистскую кампанию, которая могла на какое-то время стать козырем в общениях главарей хунты с мировым сообществом. И эта кампания была проведена с большой помпой. Сначала Дина Рида отдали под суд как принципиального врага пиночетовского режима и присудили его к 10 годам тюремного заключения. Затем Пиночет лично помиловал его, пойдя навстречу как мировому сообществу, так и своему родному, чилийскому (в Чили за освобождение Дина выступили разные силы: начиная от левых и заканчивая «Викариатом солидарности», который был создан католической церковью и считался в Чили одной из самых влиятельных оппозиционных организаций, поскольку обижать церковь хунта все-таки опасалась). Вот почему, когда Дин Рид благополучно вернулся на свою вторую родину, в ГДР, эта история не была раздута средствами массовой информации Восточного блока как пропагандистская. Там понимали, что в таком случае придется объяснять миллионам граждан социалистических стран, каким образом Дин Рид избежал длительного тюремного заключения (в результате помилования, которое подписал Пиночет). Но поскольку и скрыть эту историю тоже было нельзя, был выбран самый удобный вариант: были опущены подробности попадания Дина в Чили, зато его рассказ о тюремных впечатлениях был озвучен в полную силу. Причем рассказ появился не в прозе, а в стихах.

Поэму «Друзья, я это знаю по себе» Дин написал сразу после того, как вернулся из Чили в Восточный Берлин. Далась она ему легко, поскольку впечатления от пребывания в чилийской тюрьме еще были свежи в памяти Дина и продолжали будоражить его сознание. Поэтому, когда он сел писать эту поэму, она родилась за считаные часы.

Эта поэма была напечатана в ГДР, а чуть позже и в Советском Союзе. Причем в Восточный Берлин за ней специально был прислан ответственный секретарь Советского комитета защиты мира. А уже спустя три месяца поэма увидела свет в СССР (ее опубликовала газета «Советская культура» в номере от 23 сентября 1975 года). Однако вернемся на некоторое время назад.