Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, часть этого поколения прошла через лагеря, но не все же поколение сидело за решеткой! Да и последующее поколение тоже оказалось достойным подвига своих отцов. Взять того же Юрия Купцова. Он же рассказывал мне, каким романтическим юношей он был в те самые 50-е годы. Как они с друзьями радовались Всемирному фестивалю молодежи и студентов в Москве, запуску первого спутника в космос, как ездили работать на целину, преисполненные жаждой изменить жизнь к лучшему. А Солженицын в это время, оказывается, «молился на Запад», который олицетворялся у него с «солнцем свободы». И это в то время, как в Корее американская армия проливала реки человеческой крови и устраивала государственные перевороты, как это было в Гватемале».
Другой пассаж из выступления Солженицына привел Дина в неменьшее изумление: он указывал на то, что писатель сам себе противоречит. В своей речи по французскому ТВ Солженицын заявил: «Нынешнее положение Запада – это не только политический, но и духовный кризис, которому, возможно, 300 лет. Этот кризис происходит оттого, что со Средних веков мы бросились в материю, мы захотели иметь много вещей, мы хотели жить ради телесного, а моральные задачи мы забыли». Под этими словами Дин готов был подписаться обеими руками, но тут же спрашивал себя: «Если Запад, по словам Солженицына, находится в кризисе вот уже 300 лет, тогда какого черта он молился на него в 50-е годы? Что, тогда он не понимал, что вся идеология западного образа жизни пропитана этой телесной жаждой наживы? Что советское общество, даже со своими недостатками, было гораздо моральнее западного? Да и сейчас зачем он столь рьяно служит этому прогнившему обществу? Чтобы оно победило его родину и навязало ей свои ценности, которые он сам же и критикует? Поистине трудно понять логику этого человека. Что им движет? Жажда славы? Испепеляющая злоба на советскую власть за свое лагерное прошлое? Что?» К сожалению, точного ответа на этот вопрос Дин не находил.
Кстати, искреннее недоумение выступления Солженицына вызвали тогда не только у Дина. Когда писатель выступал по испанскому ТВ и с одобрением отозвался о победе Франко в гражданской войне, английская газета «Таймс» опубликовала возмущенный отклик на эти слова некоего Кеннета Тайнана. Тот писал: «Ну, сэр, теперь, когда Британия сурово поставлена в угол Александром Солженицыным, многие из ваших читателей могут подумать, что писатель в изгнании считает дело всего западного мира погибшим. Счастлив заверить вас, что это не так. Г-н Солженицын усмотрел по крайней мере один маяк надежды в окружающем мраке. Во время недавнего 48-минутного интервью по испанскому телевидению он с энтузиазмом отозвался о победе Франко в гражданской войне как победе „концепции христианства“. Он затем поздравил испанский народ, среди которого провел целых восемь дней, с тем, что испанцы, по его словам, пользуются „абсолютной свободой“. Поэтому мы можем со спокойной совестью обозвать большевистскими экстремистами тех граждан Испании, первым побуждением которых после этих слов было чистосердечное желание плюнуть прямо в глаза великому моралисту».
По поводу турне Солженицына по Европе у Дина в те дни случился разговор с Альбертом Норденом. Последний по долгу службы обладал куда большей информацией, чем Дин, поэтому этот разговор многое прояснил.
– Как ты помнишь, я еще два года назад предупреждал, во что может вылиться высылка Солженицына из Советского Союза, – сказал Норден. – Я оказался прав: западные «ястребы» делают большую ставку на этого человека. Он станет одним из таранов в их идеологической войне против нас. Ты же видишь, что происходит в мире в последнее время: идеи социализма распространяются с невероятной быстротой. В апреле прошлого года Южный Вьетнам капитулировал перед Северным, а сразу после этого коммунисты взяли власть в Лаосе и Камбодже, а чуть позже, в ноябре, в Анголе Советский Союз и Куба привели к власти Народное движение освобождения. Эти победы здорово напугали Запад. Так что борьба впереди предстоит нешуточная. Возможны провокации во всем Восточном блоке. Но лично меня больше всего волнует совещание компартий, которое намечается на конец июня у нас, в Восточном Берлине. Насколько нам известно, ряд европейских компартий хотят заявить свою собственную платформу, отличную от советской.
В те же дни у Дина случился еще один знаменательный разговор. В тот день – 20 апреля – он находился дома один, поскольку Вибке вот уже несколько дней находилась в клинике на обследовании. Сделав привычную зарядку и позавтракав, Дин собирался засесть за работу – он хотел наконец разобраться с корреспонденцией, которая пришла на его имя как из ГДР, так и из других стран, однако в этот момент в дверь позвонили. На пороге своего дома Дин обнаружил двух мужчин приблизительно его возраста, которые представились сотрудниками «Штази»: одного звали Йоган, другого Ханс.
В первые мгновения Дин был по-настоящему удивлен этим визитом, поскольку до этого в его доме ни один сотрудник восточногерманских спецслужб еще не бывал. Однако он быстро справился со своими чувствами и пропустил гостей. Так как в доме больше никого не было, Дин счел возможным не вести их в свой кабинет, а пригласил расположиться в гостиной. Он предложил гостям кофе, но те вежливо отказались, сославшись на то, что только что позавтракали. Поэтому общение протекало в обстановке, в которой собеседников ничто не отвлекало.
Начался разговор с неожиданного предисловия. Обратив внимание на полотнище американского флага, которое висело в коридорчике, ведущем из гостиной в кабинет Дина, один из гостей, Йоган, на чистейшем английском языке спросил:
– Это тот самый легендарный флаг, который вы выстирали в Сантьяго?
– Да, он самый, – подтвердил Дин. – Его мне вернули после того, как Пабло Неруда написал телеграмму в чилийское Министерство внутренних дел.
– Однако ваши земляки этого шага вам до сих пор не простили, – продолжал развивать тему Йоган. – И в анналах ФБР и ЦРУ вы, товарищ Дин, занимаете видное место.
– Я догадывался об этом, – кивнул головой Дин, который пока никак не мог взять в толк, ради чего затеян весь этот разговор.
– Теперь эти догадки нашли свое подтверждение, – сказал Йоган и извлек из внутреннего кармана своего пиджака сложенный вчетверо лист бумаги. Развернув его и положив на стол, Йоган продолжил: – Нам удалось раздобыть секретный документ ЦРУ о так называемой операции «Хаос», где одним из объектов являетесь именно вы, товарищ Дин.
– Что это за операция? – брови Дина от удивления поползли вверх.
– Она началась еще в августе 1967 года по распоряжению тогдашнего директора ЦРУ Ричарда Хелмса. Целью этой операции была борьба с антивоенными, радикальными и негритянскими организациями, выступающими за немедленное прекращение агрессии США во Вьетнаме. ЦРУ и ФБР выступали в этой операции плечом к плечу и за несколько лет собрали досье на тринадцать тысяч человек, которые в документах этой операции именуются как «подрывные элементы». Одним из них являетесь вы, товарищ Рид. Причем ваше досье фигурирует рядом с досье на таких известных артистов, как Джон Леннон и Джин Сиберг (прославилась киноролью Жанны Д’Арк. – Ф. Р.).
Последнее сообщение удивило Дина еще больше. Правда, это было скорее приятное удивление.