В ГДР Дин вернулся в не самом лучшем физическом состоянии, поэтому какое-то время ему пришлось заниматься собственным здоровьем. Его поместили в привилегированную клинику, обслуживающую восточногерманскую элиту, где им занялись лучшие врачи. В итоге домой он вернулся посвежевшим и готовым к новым путешествиям. Правда, его продолжала мучить бессонница, от которой он спасался обычным способом – с помощью пилюль со снотворным. Вообще нервная система Дина в последнее время все чаще стала давать сбои, что вполне закономерно: тот образ жизни, который он вел, не мог привести к другим результатам. Об этом же Дину говорили и врачи в немецкой клинике, которые советовали ему несколько умерить свою активность. Но он в ответ только отшутился: «Сидеть дома в кресле у камина у меня не получится. Боюсь умереть от скуки». Поэтому, пробыв дома с Вибке каких-то несколько недель, Дин в середине июля вновь сорвался с насиженного места – отправился в Москву на IX Международный кинофестиваль.

Фестиваль начался 10 июля и собрал 1300 кинематографистов из 100 стран. Практически все они поселились в восточном крыле гостиницы «Россия». Дин жил там же и чувствовал себя превосходно: многих работников гостиницы он хорошо знал и относился к ним как к родным людям. Кроме этого, он встретил в Москве и своих друзей, в том числе и Эве Киви, которая тоже принимала участие в этом фестивале. Дин и Эве совершенно не стеснялись показывать на людях свои теплые чувства друг к другу, практически каждый день проводя вместе.

На тот момент Киви была по-прежнему свободна от уз Гименея, однако, помимо Дина, имела еще одну привязанность – того самого Данило Бартулина, который когда-то работал личным врачом Сальвадора Альенде. После сентябрьского переворота 73-го года Данило попал в лапы хунты и прошел через 11 концлагерей, в том числе через стадион «Чили» (он сидел там с Виктором Харой и был одним из последних людей, кто видел его живым). Затем Данило устроили побег и он попал в Мексику. Оттуда он связался с Киви, и между ними установилась переписка. А потом они увиделись – Данило тогда приехал в Москву, сопровождая вдову Альенде Ортенсию де Бусси. Дин был хорошо осведомлен об этой связи, однако претензий Киви не предъявлял, поскольку сам был женат.

Те июльские дни запомнились Дину с самой лучшей стороны. После тюремного заключения в Чили ему требовалась мощная положительная разрядка, которую Московский кинофестиваль предоставлял ему в полной мере. К тому же творческие дела Дина складывались самым лучшим образом. В июне в ГДР состоялась премьера фильма «Братья по крови», которая прошла с триумфом. За полтора месяца проката картина собрала огромную кассу и много положительных откликов в прессе.

Для большинства этот триумф явился полной неожиданностью. Дело в том, что в том году в ГДР отмечалось 10-летие со дня рождения первого «дефа-вестерна» («Сыновья Большой Медведицы»), однако этот юбилей вызвал массу скептических выводов. Многие считали, что «дефа-вестерны» исчерпали себя как в финансовом отношении (они уже не приносили те баснословные деньги, которые падали на них золотым дождем в начале пути), так и в идеологическом. Поэтому предлагалось либо полностью прекратить их производство, либо остановиться и сделать передышку в несколько лет. Как вдруг фильм «Братья по крови» вновь вернул интерес к «дефа-вестернам», став лучшим фильмом 1975 года в ГДР. Правда, у скептиков вновь нашлось оправдание этому феномену: дескать, зритель клюнул исключительно на присутствие в картине двух звезд – Гойко Митича и Дина Рида. Это было сущей правдой и практически никем не оспаривалось. Поэтому успех «Братьев по крови» и не стал поводом к продолжению «дефа-вестернов» – их производство будет «заморожено» в ГДР на несколько лет. А когда эти «заморозки» закончатся, это будет уже другое кино. Фильм «Северино» (1978), которым «ДЕФА» продолжит свою серию «вестернов», можно отнести скорее к серьезному жанру драмы, чем к приключениям. Однако вернемся непосредственно к герою нашего рассказа.

Те дни были чрезвычайно насыщены для Дина. Он исправно посещал отдельные фестивальные мероприятия, встречался с друзьями, а также договорился в Госконцерте о своих новых гастролях в Советском Союзе – они должны были состояться этой же осенью. С Киви Дин виделся чуть ли не каждый день, совершенно не опасаясь каких-то кривотолков по поводу этих отношений. Они даже позировали вместе фотографам из различных киношных изданий, что было чревато: какую-то из этих фотографий вполне могла увидеть жена Дина Вибке. Одна из таких фотографий была сделана в самом начале фестиваля прямо у гостиницы «Россия». На ней фотограф журнала «Советский экран» В. Маслиев запечатлел счастливых Дина, Киви, а также еще двух участников фестиваля – польского актера Даниэля Ольбрыхского и актрису из Сенегала Иссу Н’Янг. На фотографии царит сплошная идиллия, хотя на самом деле это было не так.

Например, Ольбрыхский всегда отличался своими независимымыми взглядами и к Дину относился плохо – считал его коммунистическим прихвостнем. И даже в тот день, когда они фотографировались у «России», он, улучив момент, спросил у Киви: «Когда ты наконец бросишь этого коммуниста?» Киви этот вопрос не удивил: за годы отношений с Дином ее об этом спрашивали неоднократно, особенно в Эстонии, где взгляды Дина тоже вызывали у многих не самую лестную характеристику. Однако чаще всего в таких случаях Киви отделывалась шутками, хотя в глубине души подобные вопросы были ей неприятны.

Что касается самого Дина, то, как уже отмечалось, для него тоже не было секретом, что многие его коллеги с пренебрежением, а то и откровенной враждебностью относятся к тому, что он делает на поприще борьбы за мир. Причем так было не только в Советском Союзе, но и в ГДР, где он жил, а также в других странах социалистического блока, где он бывал (в Румынии, Чехословакии, Венгрии). Поначалу Дина огорчало подобное отношение, но потом он к этому привык. И в итоге приучил себя не обращать на это внимания. Он знал, что был честен в своих взглядах, и доказывать это каждому встречному считал ниже своего достоинства. И он был прав. Ведь чем занималось большинство его коллег-артистов из стран социализма: в душе ненавидели коммунизм, а на деле рьяно обслуживали его идеологию, снимаясь в пропагандистских фильмах или исполняя гражданские песни. Они жили двойной жизнью и почему-то считали это более правильным, чем то, что делал Дин Рид, у которого подобного раздвоения не было.

В то циничное время Дин выглядел мастодонтом, этаким Дон Кихотом, который борется с ветряными мельницами. Быть идейным в 70-е стало уже не модно, а модным стало другое – быть внутренним диссидентом с вечной фигой в кармане. Это внутреннее диссидентство было очень удобным занятием: лежи себе на диване и критикуй втихаря власть, которая тебя кормит. Да еще посмеивайся над наивным американцем Дином Ридом, который распевает песенки про мир и дружит с властями предержащими. А то, что он при этом жертвует собственным комфортом и часто рискует жизнью, преследуемый не мнимыми, а настоящими врагами, это в расчет не бралось. Не бралось потому, что в таком случае пришлось бы спросить и себя: а ты что сделал, чтобы бороться за свою идею: в тюрьмах сидел, от пуль уворачивался, от ищеек убегал? Нет, ты сидел на теплой кухне и под водочку дискутировал о том, какая коммунистическая власть плохая и как она гнобит народы.