корчилась.

Лед!

Стэк вообразил, как ледяной град с грохотом рушится на его пылающий мозг. Пламя зашипело, и один из уголков сознания охладился. Стэк укрылся там, продолжая усиленно представлять себе льдины и айсберги, управлять ими, расширять безопасное пространство. Наконец языки пламени начали отступать, отпуская сосуды и нервы. Стэк посылал им вдогонку ледяные потоки и гасил их один за другим.

Открыв глаза, он увидел, что все еще стоит на коленях, но способность мыслить вернулась к нему, и мир обрел прежние краски.

– Он снова попытается напасть на тебя. Будь готов.

– Расскажи мне всё! Я не могу пройти через это без знаний! Мне нужна помощь! Расскажи, Змей! Сейчас же!

– Ты можешь справиться сам. Ты обладаешь силой. Я поместил в тебя искру.

…И затмение накатило вновь.

Воздух сгустился и затвердел. Стэк держал в жвалах сочащуюся нечистую плоть, от которой его тошнило. Конечности ссохлись и втянулись под панцирь, кости треснули, и он взвыл от боли, охватившей его так быстро, что они стали почти что единым целым. Стэк попытался отползти, ослепленный светом, бьющим прямо в него. Фацеточные глаза лопнули и начали вытекать. Боль была неописуемой.

– Сражайся!

Стэк перекатился на спину, выпустил отросток, дотронулся до земли и понял, что видит это глазами другого существа, другой формы жизни, не знакомой ему. Он находился под открытым небом, и это внушало страх; его окружал смертоносный воздух, и это внушало страх; он слепнул, и это внушало страх. Он был… он был человеком, борющимся с ощущением, что стал чем-то другим. Он человек и не станет поддаваться страху. Он может встать.

Он снова перевернулся, втянул отросток и попробовал выпустить конечности. Сломанные кости причиняли ему невыносимую боль, но он преодолел ее, поднялся на ноги и начал дышать так глубоко, что голова закружилась… Открыв глаза, он снова стал Натаном Стэком.

…И его накрыла третья волна: отчаяние.

Он поднялся из глубин отчаяния и снова стал Стэком.

…И обрушилась четвертая: безумие.

Он вырвался из тумана безумия и снова стал Стэком.

…И пришла пятая волна, а за ней шестая, седьмая, болезни, ураганы и бездны зла; Стэк уменьшался и падал сквозь бесконечные микроскопические преисподние; жуткие существа пожирали его изнутри; двадцатая, сороковая волна; Стэк молил об избавлении, все время слыша рядом шепот Змея:

– Сражайся! Сражайся!

Наконец всё кончилось.

– Пора, поторопись.

Змей взял Стэка за руку и быстро потащил за собой к дворцу из стекла и света, сияющему на склоне под самой вершиной. Они прошли через арку сверкающего металла в зал вознесения, и портал закрылся. Стены дворца затряслись, выложенный драгоценными камнями пол заходил ходуном. С высокого потолка посыпались камни. Дворец страшно содрогнулся и рухнул.

– Пора, – сказал Змей. – Теперь ты всё узнаешь!

Обломки рушащегося дворца, забыв о падении, застыли в воздухе, да и сам воздух замер. Время остановилось, земля прекратила свое движение. Мир затаил дыхание, когда Натану Стэку позволили всё узнать и понять.

19

Выберите один из вариантов ответа (эта часть экзамена приравнивается к 1/2 итоговой оценки).

1. Бог – это:

a) невидимый дух с бородой;

b) маленькая собака в могиле;

c) каждый человек;

d) волшебник из страны Оз.

2. Ницше написал: «Бог мертв», подразумевая, что:

a) жизнь лишена смысла;

b) вера в высшее божество истощилась;

c) Бога вообще никогда не существовало;

d) ты и есть Бог.

3. Экология есть синоним:

a) материнской любви;

b) просвещенного корыстолюбия;

c) здорового питания;

d) Бога.

4. Какая из этих фраз лучше всего выражает любовь:

a) не оставляй меня с ними;

b) я люблю тебя;

c) Бог есть любовь;

d) сделай мне укол.

5. Что из перечисленного мы обычно ассоциируем с Богом:

a) могущество;

b) любовь;

c) человечность;

d) покорность.

20

Ничего из перечисленного.

В глазах Птицы Смерти сиял свет звезд, а ее ночной полет отбрасывал тень на бледный диск луны.

21

Натан Стэк поднял руки; дворец рушился, но воздух вокруг них был недвижим, и им ничто не грозило.

– Теперь ты знаешь всё, – сказал Змей и опустился на одно колено, будто поклоняясь Стэку (больше там поклоняться и некому было).

– Он всегда бы безумен?

– С самого начала.

– Тогда те, кто отдал ему наш мир, тоже безумны. И твой народ, который допустил это.

Змею нечего было ответить.

– Возможно, все так и должно было быть, – сказал Стэк. Он поднял Змея с колен и положил руку на его треугольную голову.

– Друг, – сказал он.

Раса Змея была неспособна плакать. Змей сказал:

– Ты не представляешь, как долго я ждал этого слова.

– Мне жаль, что ты услышал его, когда конец уже близок.

– Возможно, всё так и должно было быть.

Воздух вокруг них превратился в ветер, развалины дворца засияли, и хозяин горы – хозяин загубленной Земли – явился им в неопалимой купине.

ТЫ СНОВА ДОКУЧАЕШЬ МНЕ, ЗМЕЙ?

Время забав прошло.

КОГО ТЫ ПРИВЕЛ, ЧТОБЫ ОСТАНОВИТЬ МЕНЯ? НАТАНА СТЭКА??

КОНЕЦ ВРЕМЕН НАСТАНЕТ, КОГДА Я СКАЖУ.

ИБО ТАК БЫЛО ВСЕГДА.

Потом он обратился к Стэку:

УХОДИ. СПРЯЧЬСЯ ГДЕ-НИБУДЬ, ПОКА Я НЕ ПРИДУ ЗА ТОБОЙ.

Не обращая внимания на неопалимую купину, Стэк взмахнул рукой, и их со Змеем безопасный островок исчез.

– Сначала найдем его, а там я уж знаю, что делать.

Птица Смерти наточила когти о ночной ветер и нырнула сквозь пустоту к пепелищу Земли.

22

Однажды Натан Стэк заболел воспалением легких. Он лежал на операционном столе, а хирург делал небольшой надрез в его грудной клетке. Если бы Стэк не был таким упрямцем и не продолжал бы работать без отдыха, дело бы не закончилось эмпиемой, и ему не пришлось бы ложиться под нож – пусть это и была вполне безопасная торакотомия. Но он был Стэком до мозга костей, и поэтому лежал в операционной, и ему в грудь совали резиновую трубку, чтобы откачать гной из плевры. Неожиданно кто-то позвал его по имени.

НАТАН СТЭК.

Зов донесся издалека, из арктической ледяной пустыни; скальпель резал плоть Стэка, а незримый голос всё повторял его имя, словно эхо.

НАТАН СТЭК.

Он вспомнил Лилит и ее волосы цвета багряного вина. Вспомнил, как долго умирал под скалой, а его товарищи-охотники, забыв о нем, делили тушу медведя. Вспомнил удар стрелы, пробившей кольчугу и вонзившейся ему в сердце в битве при Азенкуре. Вспомнил ледяные воды Огайо, сомкнувшиеся над его головой (его приятели даже не заметили, как он выпал из плоскодонки). Вспомнил, как пытался доползти до крестьянского домика в Вердене и горчичный газ разъедал его легкие. Вспомнил, как смотрел на вспышку атомного взрыва