только вкладывался больший капитал, но простая перемена в системе вызывала стремление к новым и лучшим способам земледелия: улучшалась порода лошадей и скота, шире применялись удобрения. Говорят, при новой системе одна десятина давала урожая столько, сколько две при старой. С введением более тщательной земельной обработки на каждой ферме потребовалось большее число рук, и большая часть излишнего труда, который в начале новой системы был вытеснен с земли, была теперь возвращена к ней.

Но гораздо сильнее поглощали безработных развивавшиеся мануфактуры. Льняная промышленность еще не имела значения, а тканье шелка только что было введено. Но шерстяные мануфактуры скоро стали важной частью народного богатства. Англия уже не посылала своей шерсти для тканья во Фландрию, а для окраски — во Флоренцию. Прядение и тканье шерсти, валяние и окраска сукна из городов быстро распространялись по деревням. Прядение шерсти, для которого центром служил Норвич, стало привычным во всех северных графствах. Жены фермеров начали перерабатывать шерсть своих овец в грубую домашнюю пряжу. Однако главными центрами промышленности и богатства все еще оставались юг и запад, бывшие родиной горного дела и мануфактурного производства. Железоделательные заводы ограничивались Кентом и Суссексом, хотя процветанию их в этой местности уже начинали угрожать недостаток древесного топлива для печей и истощение лесов Уилда. И тогда, как и теперь, только Корнуолл вывозил олово, а вывоз меди только что начинался. Среди шерстяных тканей Англии первое место занимало тонкое сукно, выделывавшееся на западе. «Пять портов» почти исключительно вели торговлю на Ла Манше. Каждый мелкий порт, от Фортленда до Лендсенда, высылал флот рыбачьих лодок со смелыми моряками, которым предстояло составлять экипажи Дрейка и флибустьеров. Наконец в царствование Елизаветы начали исчезать бедность и бездеятельность, на которые столько веков был осужден север Англии. Первые признаки переворота, который перенес мануфактуры и богатство Англии к северу от Мереи и Гембера, выявляются теперь в упоминаниях о фризовых материях Манчестера, одеялах Йорка, ножевом товаре Шеффилда, сукне Галифакса.

Однако развитие торговли Англии далеко опередило рост ее промышленности. Впрочем, об этом мы не должны судить по современной мерке: все население страны едва ли превышало 5–6 миллионов, а вместимость всех торговых судов определялась немного больше, чем в 50 тысяч тонн. Размер тогдашних судов показался бы теперь незначительным; теперешний угольный бриг, пожалуй, не уступит крупнейшему купеческому кораблю, выходившему тогда из Лондонского порта. Но при Елизавете началось быстрое развитие английской торговли, сделавшее англичан всемирными посредниками. Основание королевской биржи сэром Томасом Гресхамом в 1566 году служило признаком торговых достижений эпохи. Самое важное значение имела торговля с Фландрией; в первой половине XVI века Антверпен и Брюгге были действительно мировыми рынками, и ценность годового вывоза английской шерсти и сукна на их рынки определялась суммой в два миллиона. Торговое преобладание Лондона установилось с разорения Антверпена во время его осады и взятия герцогом Пармским. Говорят, третья часть торговцев и промышленников разоренного города нашла себе убежище на берегах Темзы. Вывозная торговля во Фландрию прекратилась, когда Лондон стал общеевропейским рынком, на котором рядом с хлопком Индии, шелком Востока и шерстяными материями самой Англии были золото и сахар Нового Света.

Не только часть прежней мировой торговли эта перемена перенесла на берега Англии, но и внезапный взрыв национальной энергии нашел для своей деятельности новые выходы. Перевозочные суда венецианцев все еще приставали в Саутгемптоне; но в царствование Генриха VII был заключен торговый договор с Флоренцией, и начавшаяся при Ричарде III торговля с портами Средиземного моря постепенно принимала более широкие размеры. Раньше торговлю Англии с балтийскими портами вели ганзейские купцы, но исчезновение в это время их лондонского склада, «стального двора», служило доказательством того, что и эта торговля перешла теперь в руки англичан. Развитие Бостона и Гелла свидетельствовало о торговых отношениях со Скандинавией. Процветание Бристоля, зависевшее в значительной степени от торговли с Ирландией, было ускорено завоеванием и заселением этого острова в конце XVI — начале XVII веков. Мысль о Северном пути в Индию открыла для торговли еще неизвестную страну. Из трех кораблей, отправленных под командой Хью Уиллоби для выполнения этой миссии, два были затем найдены на берегу Лапландии с замерзшими экипажами, в том числе и командиром; но третий, под командой Ричарда Ченслера, удачно прошел в Белое море и завязал торговлю с Россией (1553 г.).

Более выгодная торговля уже началась с берегом Гвинеи; ее золотому песку и слоновой кости были обязаны своим богатством купцы Саутгемптона. Виновником развившейся отсюда торговли рабами является Джон Гаукинс; его герб (статный полумавр, закованный в цепи) увековечил его первенство в деле перевозки негров из Африки на плантации Нового Света. Рыбная ловля в Ла-Манше и Немецком море давала занятие жителям многочисленных портов, окаймлявших берег от Ярмута до Плимута; Бристоль и Честер соперничали на Уистерских рыбных ловлях; путешествие Себастьяна Кабота из Бристоля к материку Северной Америки показало английским судам путь в бурный Северный океан. Со времен Генриха VIII число английских судов, высылавшихся на тресковые мели Ньюфаундленда, постоянно возрастало, а в конце царствования Елизаветы английские моряки оказались соперниками бискайских в охоте на китов в полярных морях.

Елизавета содействовала этому развитию национального благосостояния поддержанием обуславливавшего его мира и общественного порядка; а ее бережливость позволяла ей в обычное время довольствоваться обычными доходами короны и щадить кошельки ее подданных. Она охотно покровительствовала торговле, участвовала в ее оборотах, рассматривала ее расширение и охрану как отрасль государственного управления и поощряла образование крупных купеческих компаний, которые только и могли в то время охранять в дальних странах торговца от обиды и несправедливости. Давно существовавшая в Лондоне и утвержденная при Генрихе VII корпорация заморских купцов послужила образцом для Русской компании и для компании, захватившей в свои руки начавшуюся торговлю с Индией. Но не одно удовольствие возбуждал в Елизавете и ее министрах производимый вокруг них приливом богатства социальный переворот. Они боялись следовавшего за этим роста расходов, который мог разорить страну и уронить мужество народа. «Теперь Англия, — жаловался Сесиль, — за один год тратит на вино больше, чем прежде за четыре года». Отвыкание от соленой рыбы и рост потребления мяса указывали на перемену к лучшему в положении сельского населения. Грубые сплетенные из хвороста хижины заменялись жилищами из кирпича и камня. Оловянная посуда сменила деревянную утварь прежнего крестьянства; некоторые крестьяне даже могли похвастаться красивыми серебряными блюдами.

В это время впервые появилось понятие, которое теперь представляется нам чисто английским, — понятия о домашнем комфорте. Местечко перед камином, столь тесно связанное с семейной жизнью, возникло с широким введением каминов, которые в начале