статута», авторы этого документа помещают на первое место поведение конверсо по отношению к христианству. Как они представляют это, «было доказано» и «оказывается…очевидным», что «очень большая часть конверсо города, следующие поколения евреев, живших в нем, являются людьми, которые чрезвычайно подозрительны [как неверующие] в Святую Католическую Веру»[1053].

Согласно тем же авторам, это «подозрение» основывается на целом ряде предположений. Если мы проанализируем эти предположения, которые представлены толедцами, как безусловно соответствующие истине, мы найдем, что они включают в себя два общих и три специфических обвинения. Общие обвинения гласят, 1) что конверсо «привержены к великим заблуждениям и верят в них (т. е. в ересь) «против положений» христианства и 2) они «сохраняют ритуалы и церемонии Ветхого Завета»[1054]. Специфические обвинения заключаются в том, что они [конверсо] говорят, что 1) «наш Спаситель… Иисус Христос был человеком их племени, который был повешен и которого христиане чтят как Бога», 2) они утверждают, что «на небесах есть Бог и Богиня» и 3) что в четверг Страстной недели (en el Jueves Santo), когда святое масло помазания освящается в Святой Церкви Толедо…они, следуя обычаям евреев, режут баранов и едят их, и совершают другие виды жертвенного сожжения»[1055]. Все это, добавляет Статут, «описано во всех деталях в расследовании («pesquisa»), которое было проведено по этому поводу викариями сказанной Святой Церкви Толедо, в силу которого королевская судебная администрация, следуя предписаниям закона, приговорила некоторых из них (т. е. конверсо) к сожжению»[1056].

Если бы конверсо на самом деле иудействовали, то им нечего было бы сказать против двух общих обвинений, а именно: что они в своем заблуждении отрицали католическую догму и что они продолжали придерживаться еврейских ритуалов и церемоний. Никто не смог бы и возразить на первое из трех специфических обвинений, а именно: что они считали Иисуса не человеком и Богом, как считают все истинные христиане, но только человеком еврейского происхождения, который был казнен за какое-то преступление. Это мнение по поводу Иисуса определенно превалировало среди евреев повсюду, и если конверсо оставались в душе евреями, нет никакой причины полагать, что они не разделяли этого мнения. Это также согласуется с утверждением Петиции о том, что они «поносили» Иисуса и Деву Марию. С христианской точки зрения такие слова об Иисусе являются явным богохульством.

Разумеется, не было нужды в специальном расследовании, чтобы установить эти факты касательно евреев. Каждый христианин знал, что евреи придерживаются иной веры, у них есть свои собственные церемониальные законы и они напрочь отвергают божественность Иисуса. Авторы Статута тем не менее утверждали, что эти верования и обычаи были распространены среди «очень большой части» толедских конверсо[1057].

Пожалуй, можно было бы с легкостью принять это утверждение, если бы толедцы не добавили к этому «обнаружению» еще и два других обвинения.

Первое из них, очевидно, должно иллюстрировать верования, якобы присущие иудействующим или еретически настроенным конверсо, и среди этих «верований» находится вера в «Бога и Богиню на небесах». Приписывание такой веры марранам — не говоря уже об «очень большой части» марранов — подрывает достоверность толедского расследования не меньше, чем утверждение Петиции о том, что «прочие из них поклоняются идолам»[1058]. Мы уже видели, на какое сомнительное свидетельство опиралось обвинение в «идолопоклонстве», что за доказательства были приведены для его подкрепления и как единичное свидетельство, предоставленное по этому поводу, использовано в качестве основы этой фразы и для обобщения[1059]. Абсурдность утверждения, что так называемые иудействующие марраны верили в существование «Бога и Богини», не менее очевидна, чем сфабрикованное обвинение в том, что некоторые из них поклонялись идолам.

Поскольку протоколы толедской судебной процедуры в результате этого расследования не сохранились и у нас нет другого источника о вере иудействующих марранов в «Бога и Богиню» (наподобие того, что предоставил Эспина по поводу идолопоклонства), мы можем только догадываться о происхождении этого обвинения. Может быть, это эхо каббалистической концепции Шхина, сообщенной и ложно интерпретированной вульгарным образом либо иудействующим конверсо, либо каким-то евреем, с которым толедцы находились в контакте. Переведенный буквально и абсолютно непонятый, этот термин[1060] позволяет предположить, что помимо Бога, есть еще и Богиня на небесах. Все же трудно принять, что такая концепция развилась или могла развиться в сознании евреев, тайно или открыто. Евреи выдвигают на первый план идею абсолютной уникальности Бога. Когда в Средневековье они столкнулись с пропагандистской кампанией христиан, их взгляд на исключительность Бога хорошо служил им в противостоянии христианской доктрине Троицы, которая, несмотря на все объяснения обратного, выглядела в глазах евреев одобрением или допущением существования трех божественных субъектов. Нужно отметить, что и каббалисты — даже учитывая их веру в теорию сфирот (которые могут рассматриваться как излучение божественной сущности) или в доктрину сочетания в сущности Бога двух элементов космоса (мужского и женского)[1061] — никогда не представляли эти доктрины как указывающие на множественность божественных персон, а напротив, подчеркивали снова и снова безусловную и абсолютную уникальность Бога[1062], в котором все противоположности сходятся воедино для создания единой неделимой сущности. Поэтому похоже, что идея «Бога и Богини» была враждебным истолкованием идеи Шхина или упомянутой дуалистской доктрины каббалистов — враждебной потому, что, по всей вероятности, она была представлена перед толедскими следователями христианским «свидетелем», который утверждал, что «слышал» упоминание об этом от какого-то конверсо, точно так же, как другой такой христианский свидетель утверждал, что «видел» супружескую пару конверсо, поклоняющуюся идолам. Кроме того, если эта идея была высказана конверсо, который был допрошен толедскими инквизиторами, он мог это сделать под пыткой или под угрозой пытки, против своих истинных убеждений или верований, и в таком случае мы можем счесть, что допрашивающий его инквизитор склонялся к подтверждению своей собственной интерпретации при помощи каких-нибудь высказываний, выуженных у евреев. Но какова бы ни была правда по поводу происхождения этого обвинения, совершенно очевидно, что никогда среди марранов не было «большого числа», не говоря уже об «очень большой части», верящих в существование «Бога и Богини». Следовательно, здесь мы столкнулись с обобщением, сделанным наобум и основанном на единичном примере или изолированных случаях фальшивых, или вынужденных силой, или неверно истолкованных свидетельств по этому поводу. Это еще раз дает нам представление о природе pesquisa и ценности обнаружений, на основе которых толедцы построили свое суждение о религии марранов.

Таким же абсурдным было третье специфическое обвинение конверсо в «Толедском статуте» — а именно то, что в четверг Страстной недели (т. е. каждый четверг Страстной недели) конверсо «резали