Сталин просчитывал свои варианты. Он считал, что гитлеры приходят и уходят, но немецкий народ остается. «Мы сейчас бьем немцев, и многие проникаются убеждением, что немцы никогда впредь не смогут нам угрожать, – заметил он в марте 1945 года. – Что ж, это не соответствует действительности. Я ненавижу немцев!.. Невозможно уничтожить немцев раз и навсегда, они вечно будут рядом. Но мы не должны забывать, что наши союзники попытаются спасти немцев и сговорятся с ними… Именно поэтому мы, славяне, должны быть готовы к тому, что немцы смогут встать с коленей и предпринять новое нападение».[1117] Подобные соображения заставляли Сталина опасаться возникновения нового веймарского реваншизма. Поэтому он изначально надеялся на долговременное американское присутствие в Европе (или хотя бы на взаимодействие США с Европой). Чтобы обезопасить свою страну, он, тем не менее, заключил ряд союзов, призванных не допустить появления этой угрозы: договор с чешским правительством в изгнании в конце 1943 года, франко-советский договор, подписанный лидером Свободной Франции генералом Шарлем де Голлем в декабре 1944 года, а также договоры с Польшей и Югославией в апреле следующего года. С другой стороны, Сталин достаточно быстро осознал, какую власть принесет ему обладание Германией. В 1943 году он одобрил учреждение Nationalkomitee Freies Deutschland[1118] из пленных старших офицеров вермахта, в том числе командующего немецкими силами под Сталинградом Фридриха фон Паулюса. Эта и последующие инициативы были призваны возродить традиционное русско-прусское сотрудничество и использовать силу германского национализма на благо СССР. Сталин также сохранил лучшие кадры могучей немецкой компартии – во всяком случае, те, кому удалось пережить чистки Гитлера и НКВД – и полагал, что они помогут ему осуществить коммунистическую трансформацию Германии, когда та потребуется. Наконец, Сталин намеренно оставлял открытым вопрос, следует ли подтвердить польские приобретения на западе или вернуть эти земли Германии на условиях, приемлемых для Советского Союза.[1119]

Ялтинская конференция попыталась примирить эти противоположные взгляды на участь Германии.[1120] Страну разделили на четыре зоны оккупации – советскую, американскую, британскую и французскую. Германию обязали выплатить значительные репарации – преимущественно в материальной форме – «оборудованием, станками, судами, подвижным составом… Эти выплаты производятся в первую очередь с целью ликвидации военного потенциала Германии». Британцы, американцы и русские обещали «принять такие меры, в том числе полное разоружение, демилитаризацию и разделение Германии, каковые будут сочтены необходимыми для будущего мира и безопасности».[1121] Общий союзный совет по управлению Германией получал власть в стране после окончания войны. Кроме того, предусматривалось создание глобальной международной организации, которая сплотит мир воедино в сдерживании Германии. Коммюнике по итогам конференции декларировало созыв «конференции Объединенных Наций» в составе участников коалиции держав-победителей и «тех ассоциированных стран, которые объявили войну общему врагу к 1 марта 1945 года».[1122] Целью ставилось создание «общей международной организации для поддержания мира и безопасности во всем мире». Если коротко, Организация Объединенных Наций – даже больше, чем Лига Наций, – своим появлением обязана военному союзу против Германии.

Все это предстояло реализовать посредством радикальных идеологических преобразований на континенте. Такой подход отражал убежденность США в том, что единственный способ предотвратить новую войну состоит в обеспечении справедливого распределения экономических ресурсов и свободы «всех народов самостоятельно избирать форму правления, при которой они будут жить». В декларации излагалось, как именно это должно быть достигнуто. После установления «внутреннего мира» и осуществления «чрезвычайных мер помощи нуждающимся народам» от государств ожидали «формирования временных правительств с широким представительством всех демократических слоев населения», за чем последует «появление посредством свободных выборов правительств, ответственных перед народами».[1123] Иными словами, вовсе не передавая в открытую Восточную Европу в руки Сталина, новый порядок, который согласовали в Ялте, подразумевал панконтинентальную демократическую революцию.

Несмотря на эту внушительную демонстрацию единства союзников, Гитлер верил, что сможет повторить подвиг Фридриха Великого и сражаться до тех пор, пока окружившая его коалиция не распадется. Когда президент Рузвельт внезапно скончался в апреле 1945 года, фюрер не сомневался: как Петр III заключил мир с Пруссией после смерти императрицы Елизаветы в 1762 году, так и новый президент Соединенных Штатов выйдет из коалиции. Эти надежды рухнули, когда Гарри Трумэн пообещал продолжить борьбу. Финальная драматическая схватка за Берлин поставила вермахт, фольксштурм, французов, фламандцев, скандинавов, русских и многих других бойцов вспомогательных немецких частей против Красной Армии.[1124] Но ее исход не вызывал сомнений. 30 апреля Гитлер покончил с собой, завещав руководство рейхом адмиралу Деницу. 8 мая новое немецкое правительство капитулировало. Понадобилось почти шесть лет объединенных усилий США, Советского Союза, Британской империи и других членов Организации Объединенных Наций, чтобы покончить с Третьим рейхом и его европейскими сателлитами. Война показала, как заметил заместитель госсекретаря США Дин Ачесон в 1945 году, что «немцы могут сражаться против всего мира».[1125] Полученный опыт определил европейскую геополитику на многие десятилетия вперед.

Через два месяца после капитуляции Германии победители собрались на конференцию в Потсдаме, чтобы согласовать «необходимые меры для того, чтобы Германия никогда больше не угрожала своим соседям и миру во всем мире».[1126] Четыре зоны оккупации получили окончательные границы: советская охватывала Мекленбург, Тюрингию, центральные провинции Пруссии вокруг Бранденбурга и в Саксонии; американская зона располагалась в Юго-Западной Германии; британская охватывала северо-запад; французская зона, «вырезанная» из британской и американской, распространялась на юг Рейнской области, Пфальц, Баден и южный Вюртемберг. Берлин, который находился в глубине советской зоны, также разделили на четыре сектора, по одному для каждой из держав-победительниц. Австрию тоже поделили на четыре зоны оккупации: советскую в Нижней Австрии, американскую вокруг Зальцбурга и Линца, британскую на юге, включая Штирию и Каринтию, и французскую на западе с центром в Инсбруке. Столица Австрии Вена, которая относилась к советской зоне, была разделена на четыре сектора. Эйпен-Мальмеди вернули Бельгии, Эльзас-Лотарингию возвратили Франции, а северный Шлезвиг – Дании. Эти решения фактически повторяли решения 1919 года, но на востоке изменения оказались куда более радикальными. Померанию и Силезию передали Польше – пусть «окончательная демаркация западной границы этой страны подлежала фиксации в мирном договоре», – а Восточную Пруссию поделили между Польшей и Советским Союзом. Все три региона находились под властью немецких принцев и князей на протяжении многих столетий и, за исключением Верхней Силезии, где немцы составляли исконное подавляющее большинство, заселялись почти исключительно немцами на протяжении сотен лет. В общей сложности Германия потеряла около трети своей довоенной территории.