так что в шкафу зазвенела посуда.

Оливия Спенсер постучала.

– Чадвик? Можно, я войду?

Отсутствие ответа звучало как согласие, и Оливия зашла в спальню сына, который сидел, охватив руками колени. Она присела рядом на краешек кровати.

– Анни просто хочет помочь, – произнесла она мягко.

Чад пожал плечами, его глаза были заплаканы. Оливия протянула руку, чтобы он пошел с ней, но Чад не пошевелился.

– Она поможет вам с домашней работой и приготовит ужин, а я вернусь поздно вечером. Она желает тебе только добра.

– Она мне не нужна.

Оливия наклонила голову.

– Думаю, что нужна.

– Джемма была в тысячу раз лучше! – крикнул Чад. Мать обняла его, и он заплакал, уткнувшись в ее шею.

Она погладила его по спине, вдыхая родной запах. Он был рядом, был жив, она могла его обнять.

– Я знаю, что ты чувствуешь, сыночек, – прошептала она, – знаю… Мне тоже ее не хватает.

Невероятным усилием Оливия сдержалась, чтобы не заплакать. Она хотела утешить сына, быть для него сильной, быть надежной опорой.

– Надо принять это, Чад. Невозможно вернуть прошлое. Я тоже скучаю по Джемме. И по папе. Очень. Но мы ничего не можем поделать. Надо двигаться дальше. Это не значит, что мы их забудем.

Чад так сжал рубашку матери, что чуть не порвал, и долго лежал молча, пока не уснул.

Она осторожно положила его голову на подушку и еще раз вдохнула его запах, прежде чем тихо выйти.

В коридоре ее ждал Оуэн.

Они молча постояли друг напротив друга. Она обняла его, затем он, отступив на шаг, спросил:

– Ты примешь предложение?

Он все так же был похож на дикого звереныша, но проявлял глубокий, проницательный ум.

– Хочу во всяком случае попробовать. Мне нужно работать, занять чем-то мысли. Думаю, пресса мне подойдет. Не могу больше светиться на экране.

Оуэн кивнул с легкой улыбкой:

– Ты права.

– Не беспокойся, я не буду часто отсутствовать.

– Я рад, что ты так решила. Теперь твоя очередь жить. Ты занималась только нами с тех пор как…

Оуэн не закончил фразу. Она и так поняла.

Они молча с нежностью смотрели друг на друга.

– Можно я попрошу тебя присмотреть сегодня вечером за Чадом? Мне нужно будет уйти. Анни останется до моего возвращения. Хорошо?

Оуэн кивнул. Она поцеловала его в лоб и направилась выходу, захватив по пути сумку.

Оуэн проводил ее. Когда она открыла дверь к лифту, он помахал и произнес одними губами:

– Я тебя люблю.

* * *

Такси остановилось на углу Бликер-стрит и Бэрроу-стрит, в Гринвич-Виллидж, и Оливия вышла напротив коричневого дома. Она знала дорогу наизусть.

Она толкнула дверь, поднялась на второй этаж и вошла без стука. Уже привычный ритуал.

В углу комнаты стоял стол и два стула. Солнечный свет разбивался на узкие линии, проникая сквозь жалюзи. Оливия села перед столом, обитым зеленым сукном.

Из соседней комнаты вышла Марта Каллиспер. Ее седые волосы были теперь коротко острижены.

Она села за стол и накрыла рукой ладонь Оливии.

– Я же сказала, что вам не надо пока снова приходить.

Оливия сглотнула, растерянно глядя перед собой. Она совсем не похожа была теперь на сильную и уверенную мать семейства.

– Всего один раз, – произнесла она тихо.

Марта смотрела на нее из полумрака. Ее огромные синие глаза были полны сострадания.

– Мы ничего не добились за полгода попыток. Пора смириться с очевидным, Оливия. Он не застрял между жизнью и смертью. Том ушел. И мы все должны желать ему этого.

– Не проходит и дня, чтобы я не чувствовала его присутствие рядом. Я вижу его в отражении в витринах, чувствую его одеколон, слышу ночью его шепот. Я должна попробовать, Марта, еще раз. Только один раз.

Экстрасенс поджала губы и глубоко вздохнула.

– Я знала, что вы вернетесь.

– Вы оставили дверь открытой.

Старая женщина кивнула с грустной улыбкой.

– Надо отпустить его. Том не узник другого измерения, его душа растворилась в мире. Вас преследует не его душа, а воспоминания.

Оливия на секунду закрыла глаза. Как она собиралась утешить детей, если сама не могла смириться?

Неодолимая волна смела в ней все силы сопротивляться.

– Я должна его услышать, только один раз. Сказать, как я его люблю. Пожалуйста. Я уверена, что однажды он меня услышит.

Марта Каллиспер помедлила в нерешительности, потом достала из ящика стола серебряный маятник.

Оливия выпрямилась на стуле.

Она смотрела, как маятник вращается все быстрее.

Но в этот раз все было иначе. Оливия чувствовала это. Она больше не ощущала эту тяжесть, которая давила весь день.

Маятник мерно качался.

И Оливия чувствовала, что находит то, что так искала.

Надежду.

Тома.

* * *

Книжный магазин на Генри-стрит в Бруклин-Хайтс имел довольно широкий вход. Напротив стоял стол, покрытый зеленой скатертью. Поверх него было сложено несколько экземпляров книги с надписью на обложке: «Сегодня: через год после трагедии Махинган-Фоллс правительство вам лжет!» Сидевшая за столом Марта Каллиспер ждала зевак, которым она была бы рада объяснить правду старательно поставленным голосом, как можно более твердым и поучительным, чтобы ее восприняли всерьез.

Над дверью звякнул колокольчик, вошел мужчина.

На нем были рубашка, джинсы и солнцезащитные очки, которые он редко снимал, чтобы не доставлять неудобства собеседникам. Его взгляд был слишком проницательным, поскольку он видел смерть. Он слишком многое видел. Гораздо больше, чем может вынести обычный человек. Трость помогала ему скрыть легкую хромоту.

Марта приветствовала его широкой улыбкой:

– Не ожидала увидеть вас в Нью-Йорке, лейтенант.

В присутствии медиума Итан чувствовал себя свободнее, и он снял очки. Она не моргала, несмотря на его тяжелый взгляд.

– Я больше не работаю в полиции.

– Неудивительно. А чем вы занимаетесь?

– Так, подрабатываю, то одно, то другое.

Он взял одну из книг и открыл ее наугад.

«Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. Первое послание к Коринфянам ап. Павла, 13:12».

– Вы увлеклись религией?

Марта слегка улыбнулась.

– Я считаю, что сила в количестве.

Итан помахал книгой.

– И как, хорошо продается?

– Люди не всегда хотят слышать правду.

– Некоторым верить труднее, чем другим.

Старая женщина на секунду закрыла глаза, затем заговорила:

– Никто не подвергает сомнению версию, что целый город мог сойти с ума от токсина в питьевой воде, даже несмотря на тревожное количество «деталей», а большинство свидетельств сходятся в том, что все видели одно и то же. Коллективная галлюцинация такого масштаба смешна, и тем не менее общественное мнение