Фидель Кастро именно так и понял слова Кеннеди – дверь открыта.

В речи, произнесенной на Кубе 23 ноября 1963 г., на другой день после смерти Кеннеди, Кастро уделил особое внимание речи Кеннеди 18 ноября в Майами, признав, что это было приглашение к сближению с ним, и оно стало угрозой для тех, кто выступал против сближения государств. Цитируя сообщения информационных агентств, он отметил враждебную реакцию эмигрантского сообщества на речь Кеннеди:

«Вот телеграммы: “Майами, Флорида: Сегодня вечером кубинские эмигранты напрасно ждали, что президент Кеннеди твердо пообещает принять энергичные меры против коммунистического режима Фиделя Кастро”.

Они пишут: “Сегодня вечером они напрасно ждали, что президент Кеннеди твердо пообещает принять энергичные меры” …Многие собрались в помещениях революционных организаций и своих домах, чтобы послушать президента Кеннеди по радио… Они слышали, как президент сказал: “Мы должны также использовать каждый имеющийся в нашем распоряжении ресурс, чтобы предотвратить появление еще одной Кубы в этом полушарии”{1290}. Другими словами, они не приняли слова “предотвратить появление еще одной Кубы в этом полушарии”, потому что увидели в них мысль о признании одной – нашей Кубы. Многие эмигранты надеялись услышать более решительные заявления по поводу освобождения Кубы от коммунизма…»{1291}

Как и эмигранты, Кастро сразу понял смысл тщательно сформулированной фразы «предотвратить появление еще одной Кубы в этом полушарии» (выделено автором). Слова, вызвавшие злобу у эмигрантов, дали Кастро надежду – надежду на диалог с противником и мир. Он продолжил комментировать сообщения печати о речи президента:

«“Майами-Бич: издатели и редакторы латиноамериканской газеты в ответ на речь, которую президент Кеннеди произнес сегодня вечером, …пишут, что он не занял достаточно сильной позиции против коммунистического режима Фиделя Кастро”.

[В другой газете говорится: ] “Теперь Кеннеди отказывается дать возможность кубинским эмигрантам наносить удары по Кубе с территории США и фактически использует военно-воздушные и военно-морские силы США для сохранения власти Кастро”. …Иначе говоря, они обвиняют Кеннеди в использовании авиации и флота для поддержки Кастро.

…Агентство UPI переполнено информацией как никогда, причем они выбирают всю критику Кеннеди в связи с его политикой по отношению к Кубе…

Как все-таки странно, что покушение на президента Кеннеди произошло как раз тогда, когда сложилось единодушное мнение против некоторых аспектов его политики. Все это очень странно»{1292}.

Кастро также прокомментировал странность сообщений информационных агентств днем раньше: убийца, Ли Харви Освальд, был установлен почти мгновенно. Он блестяще сформулировал 23 ноября 1963 г. логичные вопросы в отношении Освальда, которые тогда (как, впрочем, и по сей день) так и не задала американская пресса.

«Как может человек, заявивший, что раскроет военные секреты [как Освальд обещал Советскому Союзу], вернуться в Соединенные Штаты и не оказаться в тюрьме?..

Как странно, что этот бывший морской пехотинец отправляется в Советский Союз и пытается получить советское гражданство и что Советы отказываются принять его, а он заявляет в американском посольстве, что намерен раскрыть Советскому Союзу все секреты, которые узнал за время службы в американской армии, и что, несмотря на это заявление, его возвращение оплачивается правительством США… Он возвращается в Техас и находит работу. Все это очень странно!»{1293}

Фидель Кастро увидел на Ли Харви Освальде огромные буквы «ЦРУ». Для человека, хорошо знакомого с заговорами ЦРУ, каким был Фидель Кастро, далласская ловушка была очевидна. Вечером накануне того дня, когда Освальда заставили замолчать навсегда, Кастро задавал вопросы, из которых становилось понятно, что за Освальдом стоял неизъяснимый источник преступной силы:

«Кто же мог быть заинтересован в этом убийстве? Мог ли это быть настоящий левак, фанатик, появившийся в тот момент, когда напряженность ослабла, когда маккартизм остался в прошлом или, по крайней мере, стал более умеренным, когда был подписан договор о запрете ядерных испытаний, когда произносились [президентские] речи, которые расцениваются как мягкотелые в отношении Кубы»{1294}.

В будущем Фидель Кастро сделает вывод, что Хрущев и Кеннеди нашли правильный путь выхода из ракетного кризиса, хотя сам он был не согласен с ними. Он честно признается, что в то время был слишком слеп, чтобы увидеть возможность мирного урегулирования. В интервью 1975 г. он признал, что был «чрезвычайно раздражен» тем, как достигли разрешения кризиса, поскольку Куба оставалась беззащитной перед вторжением США. «Но если посмотреть на вещи реалистично, – добавил он, – и вспомнить историю, то станет ясно, что наша позиция была неверной»{1295}. По размышлении Кастро пришел к выводу, что «история доказала, что советская позиция [вывод ракет в обмен на обещание о ненападении] была правильной» и что данное Кеннеди «обещание не вторгаться на Кубу оказалось нерушимым, и все об этом знают. Такова правда»{1296}. Преемники Кеннеди в Белом доме сдержали это обещание, хотя и не оказывали поддержки Кеннеди в то время, когда он начинал переговоры с Кастро.

Кастро видел, как менялся Кеннеди-президент: «Мое представление о Кеннеди и его характере сложилось на основе различных поступков, различных подходов в те годы, когда он занимал пост президента. Мы не должны забывать речь, которую он произнес в Американском университете за несколько месяцев до смерти, где признавал определенные истины и выступал за мир и разрядку напряженности. Это была очень смелая речь, и в ней учитывался ряд международных реалий… Таким был Кеннеди спустя два года после избрания президентом – Кеннеди, который верил, что его переизберут, Кеннеди, который осмеливался принимать решения – дерзкие решения…

Одна из черт характера Кеннеди – мужество. Он был отважным человеком. Человеком, способным принять решение несмотря ни на что, человеком, способным пересмотреть политику, потому что имел мужество так поступить»{1297}.